Туманный день - [6]

Шрифт
Интервал

— Что-с? — переспросил господин надменно. — А не угодно ли объясниться на площадке, — и тотчас надел вязаное кашне, белое с желтым полосами…

На площадке Прошка взялся за перила и сказал отчаянно:

— Нечего притворяться: я настоящий, а вы поддельный! Я желал быть на вашем месте, а вам не угодно ли к Фалалею за печку…

— Виноват, чем вы хотели поменяться?

— Всем, — крикнул Прошка, — у меня костюмчик оборван, а вы с ней в автомобиле разъезжаете. Вообще вы должны пропасть, я через вас учиться не могу, я жить не могу.

— Э, да вы просто сумасшедший, — сказал господин, пожав плечами, и ушел в квартиру. Прошка подпрыгнул к звонку и стал звонить, не отрываясь от кнопки. Ударил в низ двери калошей…

Так он звонил, пока снизу не пришел швейцар, взял Прошку за плечи и, толкая вниз, сказал:

— Ах ты, желтоглазый, счастье твое — дворник в участок ушел, — ткнул еще в шею и поддал сзади.

— Погоди у меня, — говорил Прошка, стоя на улице, — я тебя укараулю, я тебе выпущу красные сопли…

Балеринины освещенные окна выходили на канал, к решетке которого прислонился Прошка. Ждать ему пришлось очень долго. Проехали с грохотом ломовики; стриженый мальчишка из лавки перебежал улицу, чтобы сплюнуть в воду, и при виде Прошки пронзительно свистнул; вдалеке фонари казались звездами, упавшими в туман; Прошка, не мигая, глядел на зеленоватые их лучи и радуги, слабо очерченные в зыбком тумане, переводил взор на зеркальные окна второго этажа, и все виденное укладывалось в мозгу еще по-сабачьи, без понимания. Так простоял бы он всю ночь, дрожа от злости, то вновь теряя сознание, но ударила вдруг дверь подъезда, швейцар стал кричать извозчика, и тот господин пошел, постукивая тростью о тротуар. Прошка оторвал руки от холодной решетки и стал красться за господином по другой стороне, вдоль канала. Господин, войдя в свет фонаря у лавочки, поднялся на цыпочках и перешел на Прошкин тротуар. Теперь Прошка ясно видел холеную его спину, вихлястый зад и полоску пробора под цилиндром.

— Неужели я такой со спины? — подумал Прошка, и глаза его налились кровью.

Господин обернулся и крикнул грозно:

— Ты преследуешь меня, негодяй!..

Но не успел отскочить — Прошка охватил его поперек, прижал к решетке и стал клонить, опрокидывая в воду. Тот вскрикнул, отыскав Прошкино горло, сжал, ударил костяной рукояткой палки по лицу. Прошка ахнул и сел в грязь, а тот, поспешно удаляясь, звал городового…

«Бежать, бежать», — думал Прошка. Схватился за решетку, с трудом поднялся и побежал…

8

Сознание почти покинуло его, пока он кружил по незнакомым улицам, заворачивая на мосты. Один раз, когда стоял у ресторана, захотелось ему пить; он вошел и спросил пива, но лакей, перешептавшись с хозяином, сообщил, что пьяным спиртного не отпускают, и мигнул швейцару… Прошку взяли под руки и вывели, гости обернулись ему вслед и, побагровев, как прокаженные, громко враз захохотали…

— Обложили со всех сторон, нет выхода, теперь мне конец, — бормотал Прошка, пройдя площадь Мариинского театра, — я один и есть живой в городе, а все остальные — Фалалеево отродье… От этого и травят меня.

Поглядев на фонари театра, на черную стену извозчиков, догадался наконец Прошка, где его дом. Добрел до своей комнаты, измученный и промокший, сел на диван и запрокинул голову, не думая, не чувствуя ничего, пока сон не опутал его глаза паутиной.

Проснулся он от горячего света; печь пылала, перед ней сидел Фалалей, в желтом пиджачке, помешивая кочергою угли. «Сейчас Фалалей обернет голову, улыбнется и заговорит, — подумал Прошка. — Если сделает так значит, все, что я помню, было со мной на самом деле. А если не обернется, не заговорит — значит, я видел сон, и я только что сюда пришел снимать комнату… и здесь не жил, — все было сном…»

Фалалей не спеша обернул голову, улыбнулся и спросил:

— Ну, как себя чувствуете? Нравится вам помещение?..

Прошка ахнул негромко. Не отвечая, поднялся и пошел к выходу. Холодок бежал по телу его морозными лапками. Выйдя на туманный двор, он оглянул все пять рядов освещенных окон и, сунув руки в карманы, повернул к воротам, не зная еще, как и какой ловкостью спастись.

Но в воротах стоял дворник и вертелась омерзительная рыжая собачонка.

Прошка сейчас же повернул ко второму двору:

— Я изловчусь, не на такого напали.

На втором дворе была прикрыта дверь дровяного сарая. Прошка поднял голову, надеясь увидеть хотя бы клочок ясного неба, но солнце закатилось за городом и туман окутал его непроглядным войлоком…

Проскользнув в сарай, Прошка отрезал перочинным ножом конец веревки, протянутой для белья, связал петлю и, подставив полено, привязал веревку к деревянному гвоздю.

Все это сделал быстро и аккуратно. Наложил петлю на шею под воротничок и, затрясясь мелкой дрожью, спрыгнул с полена.

Горло рвануло, от отвращения высунул Прошка язык, стараясь пальцами оторвать веревку…

Тогда представилось ему — влетела в сарай балерина Першинская и, распахнув соболью шубку, обхватила Прошку за шею и прижалась тесно.

Острая радость напрягла Прошкино тело, и на лицо ему, не давая дышать, легла меховая муфта…


КОММЕНТАРИИ

В результате поездки в Самарскую и Симбирскую губернии летом 1910 года и позже тема города (Петербурга) и тоска по «родным местам» у писателя обостряются. В дневнике 1911 года имеется запись, которая, очевидно, имеет отношение и к рассказу «Туманный день»: «Петербург — куда все нации, племена посылают отбросы, жуликов, сутенеров, убийц, воров, грабителей, конквистадоров. Петербург беспросветный, сырой, туманный днем, промозглый, с зеленовытым светом ночью (…)


Еще от автора Алексей Николаевич Толстой
Петр Первый

Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.«Петр Первый» А.Н. Толстого – лучший образец жанра исторического романа. Эпоха Петра волнует воображение уже более трех веков. Толстого увлекло ощущение творческой силы того времени, в которой с необыкновенной яркостью раскрывается характер выдающегося правителя огромной страны, могучей, многогранной личности, русского императора Петра Первого.


Как ни в чем не бывало

Рассказ об удивительных приключениях двух братьев – Никиты и Мити.


Хлеб (Оборона Царицына)

По замыслу автора повесть «Хлеб» является связующим звеном между романами «Восемнадцатый год» и «Хмурое утро». Повесть посвящена важнейшему этапу в истории гражданской войны — обороне Царицына под руководством товарища Сталина. Этот момент не показан в романе «Восемнадцатый год».


Эмигранты

Трагическая и противоречивая картина жизни представителей белой эмиграции изображается в замечательной повести Алексея Толстого «Эмигранты», захватывающий детективно-авантюрный сюжет которой сочетается с почти документальным отражением событий европейской истории первой половины XX века.


Граф Калиостро

«Уно, уно уно уно моменто…» несется сегодня с телеэкранов и мобильных телефонов. Но не все знают, что великолепный фильм «Формула любви» Марка Захарова был снят по мотивам этой повести Алексея Толстого. Итак, в поместье в Смоленской глуши, «благодаря» сломавшейся карете попадает маг и чудесник, граф Калиостро, переполошивший своими колдовскими умениями всю столицу и наделавший при дворе немало шуму. Молодой хозяин усадьбы грезит о девушке со старинного портрета и только таинственный иностранец может помочь ему воплотить мечты в реальность…


Гиперболоид инженера Гарина

Это — пожалуй, первая из российских книг, в которой элементы научно-фантастические и элементы приключенческие переплетены так тесно, что, разделить их уже невозможно. Это — «Гиперболоид инженера Гарина». Книга, от которой не могли и не могут оторваться юные читатели нашей страны вот уже много десятилетий! Потому что вечная история гениального учёного, возмечтавшего о мировом господстве, и горстки смельчаков, вступающих в схватку с этим «злым гением», по-прежнему остаётся увлекательной и талантливой!..


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.