Туда и обратно - [8]

— Ну что, Сорокина вчера соблазнила тебя? — шутливо спросила Римма, когда они отправились в столовую.

— Ты что? — смутился Антон.

— А мы с Владом были уверены…

Влад улыбнулся с доброй иронией, и тему закрыли.

Отдохнув после завтрака, народ отправился кататься на теплоходе. Антон и Ирина старались держаться рядом. Они смотрели друг на друга, как люди оцепеневшие в шаге от признания. Говорили только о ерунде. Но одно ее присутствие уже влияло на его кровообращение. Находиться рядом с ней, незащищенной и недоступной, было тяжело и прекрасно.

Экскурсия по воде — это романтика. Все было эмоционально возвышенным — и смех, и созерцание… Суденышко плыло по речке, среди лесов, под солнцем…

ЖИЗНЬ текла…

А во второй половине дня отправились небольшой компанией в соседний городок. Там были интересные музеи, но все они оказались закрыты. Поэтому просто бродили, фотографировались, газировку пили на аллейках…

Вернулись уставшие.

После ужина Антон решил пройтись в одиночестве. Сыскал укромную лавочку, растянулся на ней, глядя вверх, сквозь далекие макушки берез…

Жизненный опыт Ирины, ее склонность к лидерству заставляли ее робеть. Если он и был способен признаться, то только с ее помощью. А зачем она будет помогать? Он читал в ее глазах больше мудрости и жалости, чем безрассудства и страсти. Она не протянет руку. Значит, все невозможно.

И вместе с тем: это — женщина его жизни.

Антон встал, пошел погулять дальше. Встретил Антонину Михайловну с Серегой Санычем. Они были дружелюбные, спокойные, в хорошем настроении. Согласились с юношей, что уезжать не хочется.

— Здесь изумительные места, — сказала Антонина Михайловна, глядя на пейзаж. — Здесь Пугачева отдыхала в восьмидесятых. Снимала дачу на лето.

В хвойном лесу были разбросаны большие двухэтажные коттеджи, забытые и почерневшие от времени. Антон представил, как здесь жарили шашлыки, бренчали на гитаре, бегала маленькая Орбакайте, а великая певица приобнимала сверху какого-то сидящего мужчину и шутливо напевала: «А ты такой холодный…» Дергала его за нос и смеялась (точнее, хихикала) всем на радость.

Уже темнело, и Антон опять вышел к реке. Великий покой…

Он прочитал, что когда-то дружинники уходили отсюда на Куликовскую битву. И здесь были сражения, мечи звенели… Киевские князья натягивали узду… Кони фырчали… потом пили жадно из реки…

А теперь он тут стоит. Антон еще раз огляделся… Долго не уходил.

Возможно, никогда больше не побывает здесь. Ну что же…

Стал моросить дождь, и он пошел по тропинке обратно.

Часы остановились в начале отдыха.

Теперь Антон завел их и прощелкал дату. День за днем. До сегодняшнего. Время шло вперед, жизнь сворачивала в обратное русло.

В новом заезде оказалось много молодежи, здоровой, шумной. Все были в одинаковых спортивных костюмах. У стойки регистрации притулили мешок с мячами. Сборы, наверно…

Последние тетки грузились в автобус.

«Нас не догонят!» — ритмично кричали солистки «Тату». Музыка неслась из уже заселенных номеров.

Антон поднялся в автобус одним из последних.

Проход был заставлен сумками, но никаких комплексов у Антона не возникло — люди вокруг были свои, да и думалось о другом.

Случайно он занял хорошее место, у окна. А потом уступил его Илье, и в душе мощно шевельнулась радость, что сделал приятное этому человечку. Антон видел: мальчишке нужен отец, и так захотелось быть наставником, кормильцем, примером для подражания…

Он вдруг осознал, что защитить мать и ребенка для мужчины такой же инстинкт, как для женщины — дать жизнь.

Ирина не заняла определенного места. То здесь присядет, с кем-нибудь поболтает, то там. Ее хохот, в котором смешались бравада, жизненная сила и яркий темперамент, разносился на весь автобус.

Кто-то принес бутылку водки, Ирина стала собирать единомышленников, появился Серега Саныч, тайком от заснувшей жены. Он полушепотом балагурил, разводил катавасию.

Римма и Влад, невеселые и неразлучные, на предложение выпить откликнулись тут же. Антону было так хорошо смотреть на этих людей, просто запоминать их, что он отказался. К тому же, если он не отгонял мысли о разлуке, которая приближалась со скоростью семьдесят километров в час, то на его глаза выступали слезы. А выпьет — вообще разрыдается. Не надо, успеет еще. И выпить, и разрыдаться.

Автобус остановился заправиться, и все вышли — улыбаясь, оглядываясь, потягиваясь. Пошли в магазин. Точнее, налетели как саранча. Скупили почти все мороженое. Римма требовала каких-нибудь консервов. Ей взяли буханку хлеба и банку кабачковой икры.

Илья излучал абсолютное счастье. Потому что взрослые вокруг были счастливы. Значит, мир — безопасен и светел.

А от избытка радости Илье требовалось вертеться. В результате, когда они вновь усаживались, его хлипкое мороженое полетело Антону на брюки. Ведь других мест нет.

Илья замер, растерянно глядя на пятно и не зная, чего ждать. Счастья будто и не было на его лице.

— Так! — решительно сказал Антон. — Бери мое мороженое. Я еще не касался.

Илья подчинился, но несмело, и когда понял, что подвоха нет, воспрянул, продолжил трещать о том, как на велосипеде выследил шпионов, при этом уже уплетал мороженое.