— Я не люблю такое глазное дно, — сказала Алевтина Арнольдовна, осмотрев мою пациентку.
Я тихо ответил:
— Зато очагов нет.
Она не осталась в долгу:
— Ну и что? У меня был больной, у которого минус десять, а очагов все равно не наблюдалось.
Я уже не могу отличить, когда меня унижают, а когда нет. Мне кажется, что это делают всегда. Даже если нет повода унизить лично меня, унижают моих пациентов или что угодно, лишь бы это имело отношение ко мне. Все двадцать шесть лет своей жизни я терплю чьи-то насмешки. Отец, мать, мачеха, сводная сестра, одноклассники и однокурсники, девушка, которую я любил — мои враги. Из-за этого. Они уже остались в моем прошлом, но я все равно не прощу их. Не хочу. Они сделали мир вокруг меня злым, а всех людей похожими друг на друга. Однажды у меня был счастливый период, когда я нашел в жизни безграничную радость — занятия бальными танцами. Но я повредил коленный сустав и на этом все кончилось, не успев как следует начаться. Меня вытолкнули из мира стремительной красоты, и я возненавидел тех, кто остался.
Дальше нужно было заниматься тем, что не любишь и общаться с теми, кого еле терпишь. Я хронически чувствовал себя несчастным, но жизнь постепенно продвигалась и вывела в какой-то новый период. Это мое сегодня.
Я работаю окулистом в поликлинике при глазной больнице. Прием идет сразу в двух кабинетах. В коридоре всегда очередь из людей с жалкими выражениями лиц. Ни о какой любви к работе или пациентам нет речи. У меня, по крайней мере. Как не раз говорила моя медсестра, недавно ушедшая на пенсию: «За тридцать лет я стала здесь полуавтоматом». Раньше я боялся, что когда-нибудь тоже так скажу, а теперь не боюсь. Мне все равно. Все идет как идет. В принципе, ничего хорошего не происходит, но мне удобно. Бывало и хуже.
Алевтина Арнольдовна задала мне вопрос о сетчатке и сама на него стала отвечать, а я тайком посмотрел на часы. До конца рабочего дня уже не пятьдесят минут, а сорок. Потом будет еще меньше, и еще…
Старая тяжелая дверь хлопнула сзади, закрыв для меня больничный мир до завтрашнего утра. Мой путь домой занимает двадцать минут пешком. Я иду через парк, оживленную улицу, дворы. Город, в котором живу — типичная провинция. Ничего интересного. Просто населенный пункт. Земля скуки.
Но сейчас весна. И вокруг много молодых влюбленных, которые не скрывают свою нежность. Я им завидую. У меня такого не было. Моя любовь была неразделенной, об меня вытирали ноги. Я рад, что все закончилось. Я больше не страдаю как раньше, даже близко нет. Но оставшись без любви, я чувствую вокруг пустоту, меня мало что может заинтересовать. Наверно, сходное ощущение у стариков, когда они понимают, что все главное прошло, хотя жизнь еще не кончилась и чему-то нужно радоваться — птичкам, травке. И глобальное постигается не через вал, как в молодости, а через песчинки, пески… Впрочем, может ничего и не постигается. Все просто живут. Как полуавтоматы. Как я. Двигаются по своим делам. Каждый со своей скоростью. Гонщики привыкли мчаться, черепахи — ползти. Разницы нет. Потому что нет удивления себе. Все как обычно.
Я давно жду новой любви. Мне нужна буря с Клеопатрой. Я хочу кардинальных перемен. Но при мысли о том, что нынешние удобства можно потерять, мне становится не по себе. Я чувствую себя беспомощным перед океаном жизни.
Солнце на погибающем снегу подогревало тему любви, а бродячая поп-музыка бесстыдно эксплуатировала ее. На спрос всегда есть предложение.
Открыв дверь в квартиру, я услышал голос жены и какого-то мужчины.
Элеонора работает на местном телеканале, читает новости. Мы вместе ходили в детский сад, были не разлей вода. Но потом наши пути разошлись, и встретились мы только на закате студенческой жизни. Элеонора относится к тому же типу, что и моя неудачная любовь — холодная красавица. Тем не менее, оказалось, что с ней мне легко — благодаря общему детству у нас сохранилась взаимная теплота и доверие. Как я узнал, Элеонорой тоже пренебрегли. Причем мужчина был схожей внешности со мной, только я флегматик, а тот бешеного темперамента. Мы боялись одиночества и хотели вырваться от родителей, поэтому поженились. Немаловажно, что вместе мы являем красивую пару, а наши имена созвучны. Нам нравится, когда это оценивают. Наш имидж — блондинка в красном и брюнет в черном. На улице мы затмеваем всех.
Зарплаты у нас маленькие, но мать Элеоноры работает главным бухгалтером в отделении пенсионного фонда и помогает нам каждый месяц (тем более, что до сих пор испытывает перед дочерью чувство вины за семейные проблемы в прошлом). Мы живем спокойно. Раз или два в неделю ходим в ресторан. Там скучно, но ничего другого не остается. Я умею недурно готовить, постоянно смотрю телевизор — сериалы, игры, фильмы о дикой природе или что попадется. Элеоноре нравится читать — особенно «эльку» и «космо», она часто, бережно перебирает свой шкаф и совершенно обожает стирать в «индезите». Загрузив белье и включив программу, она может минут двадцать сидеть около машины и глядеть, как тряпки вращаются за иллюминатором. Когда начинается первый слив, она зовет меня, и мы вдвоем смотрим, насколько грязная вода идет из шланга в ванную.
