Туарег - [25]

Мы – современная и независимая страна, в которой все должны быть равны, потому что, если каждый будет руководствоваться своими обычаями, в итоге мы окажемся неуправляемыми. Как увязать обычаи жителей побережья и жителей гор или же бедуинов и туарегов пустыни? Надо порвать с ними и начать заново, введя общее законодательство, а не то мы все рухнем в пропасть. Разве ты этого не понимаешь?

– Понимаю. Можно понять, когда кто-то, как я, учился в военной академии или, как ты, во французском университете. – Он сделал паузу, поискал изогнутую трубку среди полудюжины висевших на стене и начал со знанием дела ее набивать. – Но сомневаюсь, что это может понять человек, который провел всю свою жизнь в глубине пустыни. Вдобавок мы не позаботились сообщить ему о том, что ситуация изменилась. Есть ли у нас право заставить его принять – вот так, вдруг, – что его жизнь, жизнь его родителей и его предков, обитавших здесь две тысячи лет назад, теперь преступна? Почему? Что мы дали им взамен?

– Свободу.

– Свободу войти в дом, убить одного гостя и увести другого? – Он изобразил удивление. – Ты говоришь о политической свободе, как какая-нибудь студентка в университетском городке или в баре, но не так, как человек, который всегда считал себя по-настоящему свободным, кто бы ни правил – французы, фашисты или коммунисты… Полковник Дюпрэ, который был колонизатором, сумел бы с большим уважением отнестись к обычаям туарега, чем эта сволочь, капитан Калеб, принимавший такое участие в борьбе за независимость…

– Ты не можешь приводить Калеба в качестве примера. Он был подонком.

– Однако таких подонков посылают объясняться с нашими самыми кристально чистыми людьми, которых мы должны холить и лелеять, поскольку это живая часть самого лучшего в нашей истории и в нашем народе. Всякие там Калебы, Малики да губернатор Бен-Куфра – вот кто получает назначение в пустыню, в то время как французы направляли сюда самых отборных офицеров.

– Не все были плохими, как полковник Дюпрэ, и тебе это известно. Или ты забыл об Иностранном легионе и его головорезах? Они тоже причиняли вред нашим племенам, устраивали кровавые расправы, лишали колодцев, пастбищ и вытесняли их на каменистые земли.

Лейтенант Разман зажег трубку, бросил взгляд в сторону кухни и заметил:

– У тебя мясо пригорает. Нет… – добавил он вслед за этим. – Я не забыл о Легионе и о его зверствах. Но ведь, насколько мне известно, они действовали так, потому что находились в состоянии войны с мятежными племенами, и не остановились, пока их не подавили. Такова была их задача, и они ее выполнили, точно так же, как я завтра буду выполнять задачу по поимке туарега, поскольку он восстал против существующей власти, какой бы она ни была. – Он помолчал, наблюдая, как Суад сняла мясо с огня и разложила по тарелкам, которые затем принесла и поставила на стол. – Так в чем же разница? В войне мы вели себя так же, как колонизаторы, однако в мирное время не способны последовать их примеру.

– Ты следуешь их примеру, – мягко заметила Суад. В тоне ее голоса, несомненно, звучала любовь. – Ты стараешься помочь бедуинам и понять их, тебя беспокоят их проблемы, вплоть до того, что тратишь на это свои деньги… – Она недоверчиво покачала головой. – Сколько тебе должны и сколько тебе заплатят? Вот уже несколько месяцев я не видела ни гроша из твоего жалованья, хотя предполагалось, что здесь мы что-то скопим… – Она жестом остановила его: – Нет. Я не жалуюсь. Мне хватает того, что у нас есть. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты понял: тебе не по силам решить все проблемы. Ты всего-навсего лейтенант отряда, который даже не отмечен на карте. Отнесись к этому спокойно… Когда будешь, как Дюпрэ, военным губернатором провинции и близким другом президента Республики, возможно, ты сможешь что-то сделать.

– Не думаю, что к тому времени останется, что защищать, – возразил лейтенант, начиная медленно пережевывать жесткое и жилистое мясо старого верблюда, которого он приказал зарезать, пока тот не издох без посторонней помощи. – Только за одно поколение независимой нации мы уничтожим все, чему удавалось выживать на протяжении столетий. Что скажет о нас История? Что скажут наши внуки, когда увидят, как мы воспользовались нашей свободой? – Он было хотел еще что-то добавить, но его прервал негромкий стук в дверь, заставивший его повернуться в ту сторону. – Войдите! – пригласил он.

На пороге выросла долговязая фигура сержанта Ажамука, который отдал честь, поднеся руку к тюрбану.

– По вашему приказанию прибыл, мой лейтенант! – отрапортовал он. – Добрый вечер! – добавил он вежливо. – На посту ничего нового. Будут какие-то распоряжения?

– Да. Проходите, пожалуйста, – сказал лейтенант. – На рассвете отправляемся на юг. Девять человек на трех автомашинах. Я поеду с ними, а вы останетесь здесь за командира. Подготовьте все, пожалуйста.

– На сколько дней?

– На пять… Максимум на неделю. Сержант Малик подозревает, что этот туарег, скорее всего, пересекает эрг в направлении Сиди-эль-Мадья. – Лейтенант заметил, что на лице сержанта появилось выражение неодобрения. – Мне это тоже не по душе, однако предполагается, что это наш долг.