Туарег 2 - [57]

– Будешь тут спокойным! Я начинаю подозревать, что эти вшивые хотят, чтобы мы карабкались по этим расщелинам, выискивая их. Чтобы потели ручьями и все больше подвергали себя обезвоживанию. Они уверены, что мы и за месяц не сможем отыскать, в какой дыре, мать твою, они прячутся.

– Будь я туарегом, я бы сделал то же самое, – усмехнулся наемник. – На кой черт им ввязываться в бой с нами, зная, что мы превосходим их и числом, и оружием. Лучше уж заставить нас расходовать воду, которой остались капли.

– Неужели и правда только поэтому они решили не убивать нас, а только ранить?

– Очевидно.

– Будь они прокляты! – Механик заскрипел зубами. – Хотят, чтобы мы все передохли от жары, для них это лучше, чем отстреливать по одному.

– Хитры, хитры! – кивнул южноафриканец. – Настолько хитры, что им удалось заманить нас в ловушку, откуда нет выхода!

– Ты действительно думаешь, что выхода нет? – задал вопрос один из братьев Мендоса, внимательно прислушивавшийся к разговору.

– Боюсь, что да, – последовал уверенный ответ. – Человек может побороть голод, страх и даже превосходящего числом и оружием противника. Со смекалкой и при некотором везении он может выкарабкаться из чего угодно, но нет ни одного живого существа, способного побороть жажду. Самые выносливые животные, самые могущественные цивилизации исчезли с лица земли, как только им не стало хватать воды. Или я сильно ошибаюсь, или то же самое ждет нас здесь и сейчас.

– Если рационально расходовать то, что у нас осталось, мы еще можем протянуть, – уточнил Механик, считавший себя ответственным за грозящее поражение. – Сейчас как раз тот момент, когда пора прижаться.

– Когда мне нужно прижаться, я прижмусь, – ответил ему Сэм Мюллер и показал рукой на раненых, лежащих на полу пещеры. – Люди, потерявшие много крови, очень быстро теряют воду – с них пот ручьями течет. И как они прижмутся?

– Ну, потерпят, ведь здесь не очень жарко, – высказался Хулио Мендоса.

– Сейчас – да, – согласился Сэм Мюллер. – Однако скоро лучи солнца подберутся к их ногам и будут следовать дальше, превращая наше укрытие в печь. Сам подумай, что будет?

– С такими друзьями и враги не нужны, – с недовольным видом встрял Сезар Мендоса. – Ты извини, но рядом с тобой стервятники кажутся курами. Тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на зловещую птицу?

Мюллер кивнул:

– Представь себе, да. Всегда говорят, когда я заранее предупреждаю о какой-нибудь опасности, которую другие не хотят замечать, когда еще есть время принять решение.

– Ну а если так, что мы должны сделать? – спросил Механик. – Спустить штаны и позволить, чтобы туареги нам всем надавали под зад?

Южноафриканец отрицательно помахал рукой:

– Спускать штаны не надо. Нужно попытаться договориться на равных, пока не стало слишком поздно. Одно дело оказаться проигравшим, и совсем другое – знать, что все равно не выиграешь в сложившихся обстоятельствах. Одно дело оказаться побежденным, и другое – знать, что проиграть нельзя. В шахматах при таком раскладе объявляют «ничью». Ну а с моей точки зрения, это как раз тот момент, когда следует прийти к выгодному для всех соглашению.

– Я ни разу не признавал себя побежденным, – вскинулся Механик.

– А я признавал. Что в этом такого, в конце-то концов? Речь идет не о нашей родине, не наших семьях и даже не о нашей чести. Все упирается в то, чтобы в следующем году ряд изворотливых дельцов снова обогатился, убедив тупоголовых типов стать героями сумасшедших гонок по пустыне.

– Они не сумасшедшие! – возразил Механик. – В гонках участвуют молодые люди, здоровые, сильные и мужественные, жаждущие приключений и стремящиеся познать мир.

– Они познают мир, мчась со скоростью более ста километров в час в клубах пыли? – удивился Сэм Мюллер. – Тот, кто хочет познать Африку или любое другое место, должен делать это спокойно, шаг за шагом, часами всматриваясь в каждую деталь, беседуя с жителями. Мир – это не пейзаж за окном. Мир – это культура и люди.

– Никогда не предполагал, что ты в душе такой философ, – усмехнулся Хулио Мендоса.

– Если бы… Видишь ли, при нашем роде занятий, а я занимаюсь этим очень давно, и души-то может не быть, но это не значит, что мы – тупоголовые машины. – Сэм Мюллер не спеша закурил сигарету, бросил взгляд на раненых, молча слушавших его, и закончил свою мысль: – Я убежден, что умереть за «правое дело», на которое нас подписали, – одна из самых больших глупостей, и лучше бы ее избежать.

– В этом я с тобой согласен!

– И я!

– И я, – зазвучали голоса.

Бруно Серафиан возмутился:

– Ты на самом деле советуешь вступить в переговоры?

– А почему бы и нет? Что еще нам остается?

– Но если мы вступим в переговоры, мы будем выглядеть дерьмом! – возразил Бруно.

– Мы и так им являемся, – подал голос наемник с перевязанной ногой. – Мы – дерьмо, которое убивает ради денег. Это только в дешевых фильмах «плохие парни» становятся «хорошими», совершив героический поступок. – Он похлопал ладонью по грязной повязке и добавил: – С самого начала эта операция вроде бы была детально спланирована, и вот ее результат. Скорее стоит согласиться с поражением, чем потом стать кормом для стервятников.