Тщета: Собрание стихотворений - [7]

Шрифт
Интервал

Или, – гневный, строг и мрачен, рог заката огнезначный
И набата зевный плач он, боя вой, бури брань.
Ты же, скован заклинаньем, обетован послушаньем,
Пред созданием готовым, перед словом, мастер, встань.
Делу рук своих – признаньем, телу мук своих – дыханьем,
Весть во мгле дней, честь последней славы слову дай дань.
12.XII.1917

VI. Напрасная

В далекой комнате задвинута
На полке, книгой между книг,
Я жду, ко мне, давно покинутой,
Придет неверный мой жених.
Войдет походкою неспешною
И сядет в кресло у стола –
И станут сказкою утешною
Все помыслы и все дела:
И я, слепая от рождения,
Глухонемая – обрету
Все царства слышанья и зрения,
Всей милой речи теплоту.
Где шрамы язв, где пятна тления,
Оцепененья синева?
Не в зимнем сне, не в мертвом плене я –
Но вся в цвету и вся жива.
А он, преображенье даруя
Одной мне только внятным: встань —
Бормочет в кресле сонно старое:
– Да, жизнь прошла, куда ни глянь.
13.XII.1917

VII. Последняя

Шесть дней прошло моей недели,
И день седьмой.
Кто здесь со мною на постели –
Немой, не мой?
Не видно глаз, не слышно речи,
Нигде, ничуть –
Но холодом сжимает плечи
И страхом грудь.
И никого, и ничего нет
Внутри кольца –
Но поцелуй бесстрастный гонит
Кровь от лица.
А, Темный Рыцарь, многих вышиб
Ты из седла –
Но твоего копья не выше б
Моя стрела!
Пойду сама, твоей навстречу –
Петле-тесьме,
И вечной памятью отвечу
Я вечной тьме.
Но темная яснее риза,
Виднее круг:
Чему мой гнев, кому мой вызов?
Со мною друг.
Ведь только с ним в пределах мира
Я не одна.
Какая царственней порфира,
Чем пелена?
И я зову: иди же зыбку
Мою качать,
И дать устам моим улыбку –
Твою печать.
15.XII.1917

VIII. Веселая

Черным окошко занавесила,
Белые две лампы зажгла.
Боязно чего-то и весело,
Не перед добром весела.
За день-то за долгий намаешься,
Ходишь по людям по чужим,
К маленьким пойдешь ли – спокаешься,
Вдвое спокаешься – к большим.
Дай-ка, оденусь попригляднее,
В гости пойду к себе самой.
Будет чуднее и занятнее
Речи вести с самой собой.
– Милая, вы очень фривольная.
– Милая, я на колесе.
– Бедная, есть средства – безбольные…
– Бедная, пробовала – все.
– Нежная, где друг опечаленный?
– Нежная, заброшен, забыт.
– Певчая, где голос ваш хрустальный?
– Певчая, хрустальный – разбит.
– Порченая, знахаря надо бы.
– Порченая, знахарь-то – я.
– Гордая, есть пропасти адовы.
– Гордая, и там я – своя.
– Грешная, а Бог-то, а любящий?
– Грешная, знаю. Не дано.
– Нищая, на гноище, в рубище.
– Нищая, верно – и смешно.
Что уж там громкие названия,
Жалкие, жуткие слова.
Проще – бесцельное шатание,
Правильней – одно, а не два.
Сердце, разбившись, обнаружится
Обручем игрушки – серсо.
Весело взвивается, кружится,
Прыгает со мной – колесо.
17.XII.1917

ПЛАТЬЯ

1. Лиловое шелковое

Восемь лет. Игрою брызни
В кошки-мышки или жмурки –
И беги навстречу жизни
Бегом радостным мазурки.
Восемнадцать. Ранней страстью
Просияв, не опечалься –
И лети навстречу счастью
Круговым полетом вальса.
Тридцать шесть. Планетных о рбит
Не пытай, звезда без ранга –
И скользни навстречу скорби,
Тут и там, уклоном танго.
Шестьдесят. Обратно вертит
Карусель невидный кто-то.
Что ж, пойдем навстречу смерти
Темпом медленным гавота.
8.VI.1916. Пятигорск

2. Батистовое в крапинках

Да что ты, злая девочка,
Насупленно глядишь?
Ты миленькая белочка,
Ты глупенькая мышь.
Твои сестрицы-косыньки
Как в золота кольце,
Веснушки точно росыньки
На розовом лице.
Не верит – и обиженно,
Рассерженно твердит:
– Я гадкая, я рыжая,
Не смей, не тронь, уйди!
Молчу. Не знай, бедовая,
Как вся ты мне мила –
Красивая, медовая,
Сердитая пчела.
28.IX.1918

3. Белая фата

Быть прижатой жутко ново
К постороннему плечу.
Отвернуться от чужого
Не могу и не хочу.
Телом к телу, тесно, рядом –
Ближе с близким не могли б.
И слежу я долгим взглядом
Незнакомых пальцев сгиб.
Тесно, душно, точно в склепе,
Терпким горлом сдавлен крик.
И прозренье четко лепит
Неизвестный чуждый лик.
Что чужому ни скажи я –
Не уйду, не убегу.
Но взглянуть в глаза чужие
Не хочу и не могу.
Кто – не вижу – может, смеет.
Чей – не знаю. Мой он, мой.
И как хочет, так владеет
Мной на миг навек чужой.
6.III.1917

4. Черное кружево

На удивленье и на редкость
В ее дому цветов, огней.
Но клетка пышная – всё клетка,
Степной лисице тесно в ней.
У ног – изгибы тонкой шали,
Изломы шелка – у плеча.
Но одеяние печали,
Равно – лохмотья и парча.
И занавешенная дремлет
По-за окном, одним-одной.
И снятся ей леса и земли
Там, на Просторе, за стеной.
17.II.1917

5. Дорожное

Рожденья день – и мама подарила
Ей простенький браслет.
Так далеко. Да разве это было –
«На утре лет».
День именин. К нему ей муж готовят
Серебряный сервиз.
Так напоказ. И жадно сердце ловит
Чужой каприз.
На новый год приносит ей любовник
Корзину чайных роз.
А ей – милей чужих полей шиповник
В блестинках рос.
И ждет она земной страстной недели
Воскресного конца,
И в праздник свой гирлянду иммортели
Вокруг лица.
11.IX.1916.Кисловодск

6. Коричневое в полоску

Старых книг сегодня скучны томы,
Явь окна безжизненно фатальна.
Где твой милый, где твой незнакомый?
Ты одна, устала и печальна.
Целый день – работа до надсады,
Раздражение противоречий.
Где ж его приветливые взгляды,
Где его уверенные плечи?
Он придет, не виденный ни разу,
Чаемый от века и до века –
И не вспомнит, не напомнит разум
То, что ты уродец и калека.

Рекомендуем почитать
Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.