Тщеславие - [8]
От прежней роскоши в комнате осталась лишь лепнина с теряющимся под слоями краски узором. Пол — истёртый, посеревший паркет, под раковиной — линолеум. Прямоугольная расшатанная мебель оформлена клеёнкой с узором натурального дерева. Диван обтянут выцветшей тканью в пятнах. На потолке на тонкой золотой ножке висел большой блюдообразный плафон. Конструкция очень напоминала перевёрнутую поганку. Золотая ножка махрилась от пыли и паутинок, а сквозь плафон, как в театре теней, просвечивали силуэты дохлых мух и каких-то неизвестных Димке крупных насекомых. Димка вспомнил, как в детстве ездил в Грузию к дедовскому однополчанину Эмзари. Сначала старики пили из бокалов, потом из рогов, потом Димкин дед снял со стены самый большой рог и выпил за своего боевого друга. Тогда шатающийся Эмзари оглядел комнату мутным взглядом и заметил люстру. Точно такую же, какую теперь видел Димка. Несмотря на протесты жены Наны и Димкиного деда, Эмзари кое-как свинтил неверной рукой плафон, заткнул пальцем дырочку посередине и потребовал наполнить образовавшуюся чашу до краёв…
Текло через край, рубаха Эмзари стала красной на груди и животе, как будто ему расквасили лицо. Но старый пулемётчик всё выпил. Утёр губы, передал плафон жене Нане и предложил покатать всех на белой «Волге». «Только у мэня и у Валэнтыны Тэрэшковой такая есть!» После чего рухнул на пол и заснул.
Не будь Нана чистюлей, не удалось бы Эмзари выкинуть такой финт. Вряд ли он стал бы пить из плафона, в котором за долгие годы образовалось целое кладбище летучих насекомых. Однако Димке не суждено было надолго погрузиться в воспоминания. Дверь распахнулась, вошли двое:
— Привет! Нас вместе поселили. Марат… Саша…
— Пушкер, то есть Миша… Михалыч… — Димка попытался выжать из своего неуютного псевдонима максимум простоты и пацанства, чтобы казаться своим. Вышло так себе, Димка смугился.
— Очень приятно… — Один из вошедших молодых литераторов оказался рассказчиком, другой — поэтом. Оба прижимали к груди стопки дырявого застиранного постельного белья. Предстоял делёж па троих двух спальных мест. Борьба за выживание всегда давалась Димке с трудом, но тут он решил не сдаваться. Оценив противника, Димка понял: Сашу, поэта с крашенными в белый цвет волосами, он дожмёт, а вот с прямым конкурентом по номинации — Маратом придётся повозиться.
— Кто успел, тот и съел, — полушутя-полусерьёзно сказал Димка, закидывая ногу за ногу и располагаясь на диване как можно удобнее.
— Это не честно, давайте бросать жребий, что значит «кто успел», плебейство какое-то! — мрачно и настойчиво пробубнил Марат, дважды моргнув выпученными глазами. Его череп сзади был абсолютно плоским, из-за чего казалось, что всё содержимое головы Марата выпирает через эти выпученные глаза.
«Плебейство!» Нашёлся аристократ! Однако Димка решил не начинать знакомство с человеком, у которого нервный тик и нет затылка, со ссоры и сам не заметил, как дёрнул ноздрями, «Всё-таки пять дней вместе жить, — рассудил Димка. — Может, кроме частого двойного моргания, у Марата ещё какие-нибудь фишечки есть. Типа бросаться на соседей по комнате с толстой пачкой своих рассказов». Жребий так жребий. Димка вырвал из блокнота листок, разорвал на три равные части. Марат-рассказчик внимательно следил за его руками — как бы не намухлевал. Димка взял ручку.
На одной бумажке ставлю крест, значит диван, ноль — кровать. На третьей ничего не ставлю. Кому пустая достанется, тот спит на раскладушке.
— Нет, не пойдёт, — запротестовал Марат.
— А что не так?
— Кровать лучше дивана, обозначай её крестиком, — Марат дважды моргнул. — Диван лучше раскладушки, значит галочка. А раскладушка хуже и дивана, и кровати, то есть — ноль.
Димка взглянул на рассказчика с недоумением. Крашеный поэт пугливо потупился.
— Как скажешь. — Димка пометил бумажки в соответствии с пожеланиями пучеглазого, скрутил в трубочки и бросил в лежащую под рукой шапку.
— Протестую! Это твоя шапка!.. — воскликнул Марат и заморгал пулемётной очередью. По всему было видно, что предпринятая попытка захвата дивана спровоцировала в нём паранойю и обострение тика.
— Ну и что с того, что моя? — поинтересовался Димка, начиная раздражаться. Марат, кусая губы, взглянул на поэта и моргнул вопросительно. Поэт неуверенно пожал плечами.
— Тяни, — сказал Димка, которому вся эта волокита стала надоедать. Марат сурово посмотрел в Димкины глаза, изо всех сил стараясь не моргнуть в этот величественный момент. И сунул руку в шапку. Долго рылся, наверное, искал потайные карманы с заготовленными бумажками с крестиками и, наконец, вытянул белый комочек. Развернул.
— Йес! — Марат радостно обнажил свои большие горчащие зубы и помахал перед Димкиным и Сашиным носами бумажкой с крестиком.
В шапку полез Саша.
Галочка.
В коридоре заливисто хохотала беременная рассказчица. Димка принялся изучать устройство раскладушки.
Перед обедом молодые литераторы собрались в холле второго этажа. Попечитель конкурса произносил речь. Кустистые чёрные брови, по-барски выпяченная нижняя губа и живот. Екатерининский маршал, по нелепой случайности облачённый не в расшитый камзол и белые рейтузы, а в серую пару, подпоясанный не широким шёлковым кушаком с усыпанной бриллиантами шпагой, а узким ремешком из кожзама с мобильником в дурацком чехле. Рядом с ним сидели члены жюри: модный писатель Гелеранский, диссидент-шестидесятник Зотов, авторша сериалов и пьес Окунькова, литературный критик Мамадаков и председатель жюри, старенькая поэтесса Липницкая. Молодые литераторы и две жены членов жюри сидели напротив. Одна жена, лицо которой показалось Димке знакомым, спрашивала у другой, натуральная ли бирюза у той в индийском браслете. Обладательница браслета гордо отвечала, что украшение куплено ею у вполне настоящего индуса, «чёрненького такого», в переходе со станции «Охотный ряд» на станцию «Театральная», а значит, бирюза очень даже натуральная. Когда маршал-попечитель взял слово, обе примолкли.
В этой книге – рассказы трёх писателей, трёх мужчин, трёх Александров: Цыпкина, Снегирёва, Маленкова. И рисунки одной художницы – славной девушки Арины Обух. Этот печатный квартет звучит не хуже, чем живое выступление. В нём есть всё: одиночество и любовь, взрослые и дети, собаки и кошки, столица и провинция, радость и грусть, смех и слёзы. Одного в нём не найдёте точно – скуки. Книга издается в авторской редакции.
Александр Снегирев родился в 1980 году в Москве. Окончил Российский университет дружбы народов, получив звание магистра политологии. Учится там же в аспирантуре. Лауреат премии «Дебют» за 2005 год в номинации «Малая проза».
«БеспринцЫпные чтения» возвращаются! Лучшее от самого яркого и необычного литературно-театрального проекта последнего времени. Рассказы знаменитых авторов: Алёны Долецкой, Жуки Жуковой, Александра Маленкова, Александра Снегирёва, Саши Филиппенко, Александра Цыпкина и не только. Самые смешные и трогательные истории со всей страны, которые были прочитаны со сцены авторами и ведущими российскими актерами: Ингеборгой Дапкунайте, Анной Михалковой, Константином Хабенским и другими. Эти тексты собирали залы от Нью-Йорка до Воронежа.
В центре повествования – судьба Веры, типичная для большинства российских женщин, пытающихся найти свое счастье среди измельчавшего мужского племени. Избранники ее – один другого хуже. А потребность стать матерью сильнее с каждым днем. Может ли не сломаться Вера под натиском жестоких обстоятельств? Может ли выжить Красота в агрессивной среде? Как сложится судьба Веры и есть ли вообще в России место женщине по имени Вера?.. Роман-метафора А. Снегирёва ставит перед нами актуальные вопросы.
«Её подтолкнул уход мужа. Как-то стронул с фундамента. До этого она была вполне, а после его ухода изменилась. Тяга к чистоте, конечно, присутствовала, но разумная. Например, собаку в гостях погладит и сразу руки моет. С мылом. А если собака опять на ласку напросится, она опять помоет. И так сколько угодно раз. Аккуратистка, одним словом. Это мужа и доконало. Ведь он не к другой ушёл, а просто ушёл, лишь бы от неё. Правила без исключений кого угодно с ума сведут…».
Александр Снегирев – лауреат премий «Дебют» (2005), «Венец» (2007), «Эврика» (2008). Автор нашумевшего романа «Как мы бомбили Америку», безупречный стиль и предельная откровенность которого поразила и молодую аудиторию, и Союз писателей Москвы. Новая книга Александра Снегирева – история одновременно жесткая и нежная, остросоциальная и почти детективная, изысканно метафоричная и написанная на разрыв аорты.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.