Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [42]

Последними выступили Айседора с Николаем Ивановичем. Такого проникновенного танца, такой легкости в движениях, воздушности в руках я ни у кого еще не видел.

Праздник всем понравился. Кузя была избрана Королевой вальса, ей на голову закрепили золотистую корону из фольги.

— А Кузя наша правда ничего, — восторженно произнес Комар. — Классно выглядит!

— Это комплимент или повод подраться, — Кузя лукаво улыбнулась. Она краем уха услышала восторги Комара.

— Комплимент, — Валерка сиял от счастья.

В общем, вечерок выдался ничего себе.

На следующий день Папа на линейке всем объявил, что Клюшка в полном составе, вместе с воспитателями, на зимних каникулах отдыхает в загородном лагере. Все были счастливы.

За день до отъезда испортилась погода.

И все же мы классно отдохнули, накатались на лыжах. Все возвращались в прекрасном настроении, но, когда въехали на территорию Клюшки, обомлели…

Дубы были спилены, вместо них остались два пня — по колено человеку среднего роста, срезанные точно под прямым углом. Тоси-Боси первым добежал до них, потрогал руками и расплакался.

— Им было больно, — жалобно заскулил он.

Все были в трансе.

— Это нельзя так оставить, — Марго уверенными быстрыми шагами направилась к парадному крыльцу Клюшки.

— Счас она вставит Колобку пистона, — ехидно заметил Чапа.

— Ему от него ни тепло, ни холодно, — угрюмо парировал Никита. — Колобок свое обещание выполнил — спилил деревья. Чтобы ему не мешали, сплавил на неделю Клюшку в лагерь. Хитро придумал.

— Дерика надо наказать, — Щука с прищуром посмотрел на Никитона. — Его надо сделать оботравшем!

Все недоуменно посмотрели на Командора. Быть “оботравшем” на Клюшке было редкое наказание, но самое страшное. Решение об этом принимал только Командор на туалетном собрании и назначал “шестерку”, которая должна была все сделать. От “оботравша” отворачивались все обитатели, он становился изгоем до самого выпуска. С ним нельзя было заговорить, сидеть за одним столом в столовой, партой в классе, даже койка его переносилась в другое место, поближе к двери. Администрация Клюшки, узнав, что воспитанника сделали “оботравшем”, оперативно принимала меры, чтобы несчастного перевести в другой детский дом, но нехорошая слава и туда доходила, от этого нельзя было скрыться. Это было позорным клеймом на всю жизнь.

Сделать директора “оботравшем” — на такое на Клюшке за время ее существования еще никто не решался.

— Если вы трусите, то это я сделаю сам, — уверенно произнес Щука.

— Мы это сделаем вдвоем, — все посмотрели на Никитона, тот был спокоен, только немного бледноват.

— Мы сделаем Колобка Вонючкой, — заверил всех Щука, а нам было страшно, потому что каждый из нас понимал, какие после этого Клюшку ждут репрессии. Колобок такое никогда не простит.

— Еще было бы классно у него украсть печать, — неуверенно предложил я. — Моя

усыновительница печать всегда носила с собой, боялась ее потерять.

— Аристарх, — восторженно воскликнул Комар, — не зря у тебя светлая голова.

— Идея неплохая, — поддержал Никита. — Пропажа печати — это будет здорово.

— Но кто это сделает? — Комар беспокойно оглядел всех нас. — Печать же в кабинете и в сейфе?!

— Сига еще не такие замки открывал, — Щука широко улыбнулся. — Колобок сдуется, как проколотая шина.

Сигу в поселке знала каждая собака, в милиции на него собрали пухлый том бумажек, но ничего реально с ним сделать не могли. Вальке было всего одиннадцать лет. Сига был невзрачен, маленький, щупленький, вечно сопливый из-за хронического гайморита. Его квадратная, коротко стриженная голова была в шрамах. Родители, чтобы маленький Сига никуда не исчез в период их загулов, привязывали его веревкой к отопительной батарее. Когда он однажды сбежал, стали сажать на цепь в собачью будку. Поселок возмутился, требовал привлечь таких родителей к ответственности, но как только раскрылся талант Сиги к воровству, таких требований к участковому больше не поступало. Мать Сиги пропала, поехала с мужиками в лес, и больше никто ее не видел. Через полгода нашли какие-то обглоданные зверьем человеческие кости в лесу, но милиция особо не выясняла, кому они принадлежат. Отец Сиги сел в тюрьму за убийство.

На Клюшку Сига попал уже вором в авторитете. За год своего обитания он с удвоенной, утроенной энергией промышлял на новом месте по комнатам, складам, каптеркам. Вальку безжалостно избивали за воровство, он клялся больше не воровать, лил крокодильи слезы реками, но остановиться не мог.

Через два дня парадная дверь кабинета Колобка была измазана толстым слоем дерьма. Проблем, где его взять, не было: в свинарнике этого добра хватило бы на все двери Клюшки в метровый слой. Вонь на втором этаже стояла невыносимая. Клюшка от души потешалась над директором-“оботравшем”. “Колобок обдристался”, — с нескрываемой насмешкой передавали друг другу обитатели и мчались на второй этаж, чтобы собственными глазами убедиться, что директора действительно сделали “оботравшем”. Его уже больше никогда не называли Папой или Колобком, презрительно только “Вонючка”.

После полдника дерик выглядел разъяренным, казалось, он еще больше раздулся в размерах. “Папа ходил, как недоеный” — выразился Щука.