Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [28]
— Пополнение, — произнесла она задумчиво. — Заходите, — она показала на дверь кабинета, — и сразу знакомьтесь с воспитателем.
Мы с Комаром соскочили с подоконника и собрались вместе войти, как она остановила нас рукой.
— Нет, нет, по одному, — она сама сделала выбор. — Заходи первым ты, — и указала на меня. — Твой друг подождет с дежурным воспитателем.
Я несмело зашел в кабинет. Он как бы был продолжением коридора, такой же узкий и продолговатый. Из мебели — письменный стол, два книжных шкафа, забитых плотно папками, шкаф для одежды, большой железный сейф и стулья в ряд, штук десять. Вот и весь кабинет.
И здесь первый раз я увидел Большого Лелика и натурально очумел. Он был небольшого роста и, казалось, состоял из одного шарообразного живота, над которым возвышалась маленькая голова, обрамленная седеющими волосами. Громадный живот, напоминавший глобус, затянутый в черную футболку и застегнутый на пуговицы пиджака, занимал половину пространства узкого кабинета. В Лелике минимум было 150—170 кг живого веса. Он важно, как олимпийский Зевс, восседал на двух стульях. Повидавший жизнь потертый пиджак настолько плотно был натянут на большое тело Лелика, как шкура на барабан, так что проглядывали белые швы по бокам, а пуговицы, казалось, готовы были оторваться с мясом.
Лелик с интересом повернулся ко мне и с минуту пристально, как под микроскопом, изучал меня. Его голова, похожая на маленький кочан капусты, была словно насажена на зобную шею, тройной подбородок складывался в подобие жабо, а дальше шло грушевидное туловище.
Зазвонил телефон, Железная Марго взяла его и с минуту внимательно слушала трубку.
— Леолид Михайлович, я на минуту вас оставлю, — Марго выходила из-за стола. — У вас как раз будет время познакомиться с воспитанником, — она глазами указала на меня. — Он ваш, — и Марго оставила нас одних в кабинете.
Я стоял, не зная, что мне делать, Лелик шевельнулся, под ним тяжело заскрипели стулья.
— Нуте, и как величают отрока, — весело спросил меня толстяк, источая радостное возбуждение.
— Аристарх!
Некоторое время стояла тишина, мы словно принюхивались друг к другу. Первым тишину нарушил Большой Лелик.
— Итак, Аристарх, как доехал, мой мальчик?!
— Какой я вам мальчик?! — возмутился не на шутку я.
— Это у меня такая паразитная привычка обращаться к ученикам, — оправдывался Большой Лелик.
— Не надо ко мне так обращаться, — огрызнулся я.
— Хорошо, — Большой Лелик слегка улыбнулся. — Можно я буду вас называть отроком?!
— Мы с вами не в восемнадцатом веке, — отрезал я.
— Отрок соображает в истории, — лицо Большого Лелика изобразило искреннее удивление. — Весьма похвально, — его трехэтажное жабо всколыхнулось. — С умными обитателями на Клюшке жуткий напряг, ну, тогда, май либен…
— Это еще что такое?
— В переводе — мой дорогой.
— Я вам не дорогой, — взорвался не на шутку я.
— Да, — сокрушенно покачал головой Большой Лелик. — У Аристарха с чувством юмора определенные трудности. Я не обижаюсь, что меня все на Клюшке называют Большим Леликом, напротив, мне даже лестно, что именно так называют: не толстяком или еще каким непотребным словом, а именно Большим Леликом.
— А почему Леликом?
— Мои родители, как и твои, наверное, решили меня как-то выделить среди других детей и дали мне поистине уникально-редкостное имя — Леолид. — Большой живот Лелика все время весело подпрыгивал, когда он смеялся.
— Я никогда такого не слышал.
— Признаюсь тебе, мой юный друг, что и я больше не встречал в своей жизни Леолидов, — Большой Лелик добродушно улыбнулся и тем самым окончательно снял мое напряжение. Он, продолжая посмеиваться, вперевалку направился к шкафу, достал оттуда шарф, накинул себе на шею и снова вернулся на свое место. — Ну, так вот, подсократив его до ласково-уменьшительного, — продолжил он, как ни в чем не бывало, — получилось Лелик, и меня так уже зовут все мои тридцать два года. Итак, май либен, — со значением произнес Большой Лелик, — можно сказать, что мы познакомились. Я твой воспитатель, зовут меня Леолид Михайлович. За глаза разрешаю называть, как все, — Большим Леликом, но перед глазами я Леолид Михайлович, я понятно объясняюсь?
— Вполне доступно, — кивнул я в знак согласия.
— Вот и славненько, — вздохнул он. — Кстати, заранее предупреждаю, кроме всего, я буду вести еще историю и общество в придачу.
— Это все или еще что-то?
— Вроде бы ничего больше не пропустил.
— А мой друг?
— К сожалению, он будет у Тимофея Гавриловича, — Большой Лелик развел руками.
— У Гиббона, — вырвалось у меня.
— Ты уже знаком с местным диалектом? — добродушно усмехнулся в усы Большой Лелик.
— Можно нас вместе в одну группу? Мы братья, — врал я без зазрения совести, — нас нельзя разлучать.
— Братья, — хмыкнул Большой Лелик. — Здесь все чьи-то братья.
— Мы должны быть вместе, — настаивал я.
— К сожалению, Аристарх, распределением юных отроков занимается Папа. — Большой Лелик призадумался. — Если вас уже предварительно распределили по разным группам, вряд ли директор изменит свое решение, но попытайся. Только веди себя с Папой крайне аккуратно и вежливо, он не любит строптивых.
Наша занятная беседа была прервана приходом Марго, за ней вошел Комар.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.