Трудный путь в будущее - [37]

Встретился я с Ульфатом в холле отеля «Интерконтинентал», где только что состоялся брифинг, посвященный предстоящему празднованию юбилея Бируни. Ульфат был в хорошем настроении, говорил, что после юбилейных торжеств намеревается посетить Советский Союз, побывать в научно-исследовательских центрах Москвы, Ленинграда, Ташкента и Душанбе. Он подготовил новый сборник стихов и коротких рассказов, который собирался предложить советским издательствам.

— Думаю, не преувеличу, — говорил он, — если скажу, но юбилей Бируни — это праздник народов Афганистана, Ирана, советской Средней Азии. Это праздник и народов арабских стран, на языке которых Бируни создавал свои |руды, народов Индии, которых он познакомил с арабской культурой и античной наукой. Бируни принадлежит всему человечеству.

Торжества, посвященные юбилею Бируни, стали крупным событием в культурной жизни Афганистана, нашли живой отзвук в самых различных кругах общественности. Правда (по стало известно несколько позже), нашлись силы, которые все же пытались омрачить юбилей. Это были экстремисты из организации «Братья-мусульмане». В заключительный день торжеств они задумали провокацию, чреватую серьезными последствиями.

На шоссе, ведущем к отелю «Интерконтинентал», где проживали иностранные гости, застрял автобус на подъеме. Полицейский, подъехавший, чтобы узнать, почему остановился автобус, увидел в нем около двух десятков бородачей. Из-под полы халатов у некоторых пассажиров виднелись приклады винтовок. В это же время к автобусу подъехал наряд жандармерии. Всем пассажирам предложено было покинуть автобус и сдать оружие. Те вначале пошумели, но не стали сопротивляться. Жандармы провели обыск автобуса, обнаружив там дымовые шашки и листовки. Всех «пассажиров» отвезли в главное управление безопасности и допросили. Состава преступления не нашли, пассажиры из винтовок не стреляли, листовок не разбрасывали, демонстрации не устраивали. И их отпустили, посоветовав больше не появляться вблизи отеля.

…Таков уж Кабул летом. Днем несусветная жара, а сгущаются сумерки — и ветры с окрестных гор приносят приятную прохладу. Июньский вечер 1967 года. Я сижу в небольшом саду, огороженном высоким дувалом. Керосиновая лампа на деревянном столбе бросает оранжевые блики на стену каменного дома, по которой протянулись плети плюща, на кусты роз и размашистую крону яблонь.

На овальном столике, вынесенном на лужайку, — пиалы с зеленым чаем, сочная курага, засахаренные орешки и домашнее печенье. Хозяин дома Абдул Хади Дави, откинувшись в плетеном кресле, неторопливо рассказывает о себе, о своей жизни. А ему — председателю сената, человеку, прожившему на свете более 70 лет, есть что вспомнить и рассказать.

А. Х. Дави не было и 18 лет, когда он примкнул к движению младоафганцев. Он организовывал собрания, готовил статьи для газеты «Сирадж-аль-ахбар», созданной в 1911 году известным просветителем и ученым Махмудом Тарзи. В этих статьях Дави, как и другие активисты младоафганцев, призывал к борьбе за национальную независимость, за осуществление прогрессивных реформ, которые вывели бы страну из экономического и духовного застоя.

Известие об Октябрьской революции достигло и Кабула. Индийские политические эмигранты, проживавшие в Афганистане, передали в редакцию газеты первые декреты Советской власти. Махмуд Тарзи, вспоминает Дави, устроил совещание, на котором присутствовал ряд деятелей младоафганского движения. Излишне говорить, с каким воодушевлением они восприняли новость о том, что Россия избрала путь свободного развития.

— Если на первом этапе наше движение носило в основном просветительский характер, то теперь, под влиянием событий в России, оно все более стало принимать политическую направленность. Младоафганцы начали вести активную политическую агитацию, распространять прокламации, проводить собрания с требованием устранения эмира Хабибуллы. Мы популяризировали обращение Советского правительства ко всем трудящимся мусульманам. Через газету и прокламации сообщали, что Москва обращалась к афганскому правительству с предложением направить в Кабул дипломатическую миссию, но эмир Хабибулла, оглядывавшийся на Лондон, ответил отказом.

С приходом Амануллы-хана к власти Дави активно участвует в мероприятиях по осуществлению прогрессивных реформ. Он занимает пост министра торговли и немало делает для развития внешнеэкономических связей. Некоторое время он возглавляет нижнюю палату парламента. В последние месяцы правления Амануллы находится на дипломатической работе в Берлине.

В тридцатых годах он в опале у нового режима. Но в пятидесятых годах он вновь приглашается на работу в министерство иностранных дел, перемежая дипломатическую деятельность с парламентской и журналистской. Жизнь по-разному складывалась у этого много повидавшего на своем веку человека. Но всегда и при всех обстоятельствах он оставался другом Советского Союза.

Спрашиваю, довелось ли Дави бывать в нашей стране. Да, он посетил Москву осенью 1920 года, вскоре после того, как в Кабуле был согласован советско-афганский договор о дружбе. С Лениным, к сожалению, встретиться не довелось. Но вот с наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным встречался и брал у него интервью.