Трудный путь в будущее - [38]

Нарком, одетый в армейского покроя китель, пригласил меня в рабочий кабинет и уделил мне более двух часов. Это был щедрый подарок главы внешнеполитического ведомства, который работал, не зная отдыха. Чичерин произвел на меня неизгладимое впечатление своей энциклопедической образованностью, знанием иностранных языков, культурой и удивительной манерой выслушивать собеседника, убеждать его. Этот человек, о котором я знал, что он принадлежал к знатному дворянскому роду, сегодня беззаветно служил народу, не требуя для себя никаких благ и привилегий. Стакан чая с сахарином да сухари — вот был завтрак члена правительства.

С первых же минут беседы стало ясно, что Чичерин хорошо знает обстановку в Афганистане, осведомлен и о трудностях, которые испытывает Аманулла-хан в проведении реформ, о происках английской агентуры, стремящейся повредить добрососедским отношениям между обеими странами. Тем не менее он внимательно слушал меня, задавал попутно массу уточняющих вопросов и все это тщательно заносил в свой блокнот. Разговор он считал доверительным и к услугам стенографистки не прибегал.

Когда же я от имени М. Тарзи, нашего министра иностранных дел, поблагодарил советское руководство за помощь, которая оказывается стране, он заметил:

— Советско-афганское сотрудничество, полагаю, носит взаимный характер. Мы помогаем Афганистану и обезопасили его северные границы. Но справедливо и то, что Афганистан прикрывает нас от посягательств со стороны империалистов. Когда в прошлом году английские интервенты попытались оккупировать Советский Туркестан, война с Афганистаном их отвлекла. Сопротивление афганцев оказало Советской республике значительную услугу. Это мы помним. Ну а что касается происков басмачей, поддерживаемых Лондоном, думаю, если Кабул не будет стоять в стороне, то совместными усилиями и им нанесем поражение.

Вновь мне удалось встретиться с Чичериным в Генуе. Мой приезд туда совпал с только что окончившейся Генуэзской конференцией, где нарком возглавлял советскую делегацию. В том, что эта конференция прошла успешно для советской стороны, заслуга самого Чичерина. Газеты того времени отмечали поразительное умение наркома вести полемику, аргументированно, с достоинством защищать интересы своего государства. Его политические противники были слабее.

Я увидел Чичерина на вокзале, когда он собирался уезжать. Элегантный, в безукоризненно сшитом модном костюме, он прощался с провожавшими его, попутно отвечая на вопросы журналистов. Протиснулся к нему и я. Увидев меня, он весело улыбнулся, поднял левую руку, изобразив пальцами латинскую букву «V».

— Победа и правда на нашей стороне, большевиков. Успеха желаю и вам, афганцам, — сказал нарком.

Прошу Дави рассказать о наших представителях, с которыми он встречался в двадцатых годах в Кабуле, вспомнить тех, кто наиболее сильно запечатлелся в памяти.

Из поколения дипломатов двадцатых годов мне особенно запомнился Федор Раскольников. Не могу не вспомнить и его супругу Ларису Рейснер, написавшую весьма интересную книгу о нашей стране. Они очень много путешествовали по Афганистану, знали хорошо, что волнует наш народ. Друзей у них было много. Но было и немало врагов, которые ненавидели их за то, что они все делали, чтобы Афганистан развивался, чтобы ничто не омрачало отношений между обеими странами.

Двери дома Федора Раскольникова всегда были открыты. У него собирались афганские политические и общественные деятели, писатели и бизнесмены. Частыми гостями у него были также приезжавшие в Кабул индийские патриоты. Накануне отъезда на родину Раскольникова я был у него и гостях. Я отправлял с ним письмо Чичерину, в котором, поделившись последними афганскими новостями, писал о дружественных чувствах наших людей к родине Великого Октября. Спустя некоторое время я получил ответное письмо. И это письмо я сохранил.

Последний раз я встретился с Дави через десять лет после того знаменательного разговора. Тот же сад, правда значительно разросшийся. Хозяин сильно постарел, но держался бодро.

Дави сказал, что на днях его приглашал к себе в гости Тараки, с которым у него давно сложились дружеские отношения. Генеральный секретарь ЦК НДПА интересовался его планами на будущее, предлагал участвовать и мероприятиях по обновлению жизни в Афганистане.

— Я принял это предложение. Апрельская революция отвечает надеждам и чаяниям афганцев. Думаю, как бы порадовались Тарзи и другие деятели младоафганского движения, доживи они до этих дней. И я верю, что Афганистан вырвется из вековой отсталости.

В заключение рассказа об этом афганском патриоте несколько слов о том, как сложилась его дальнейшая судьба. В дни, когда начался разгул аминовского беззакония, пакистанское посольство предложило ему тайно покинуть Кабул, обещая спокойную жизнь в Исламабаде, Карачи или любом другом городе. На это предложение, говорили мне друзья, он ответил отказом. После устранения Амина Дави участвовал в мероприятиях, проводимых народной властью: помогал организовывать кружки по ликвидации неграмотности, выступал с лекциями перед студентами и рабочими. В 1981 году, когда создался Национальный отечественный фронт, он был избран членом исполнительного комитета этой массовой организации. Скончался Абдул Дави в 1982 году, работая над своими мемуарами.