Трудный поединок - [11]

– Вы считаете…– начал было Гольст.

– Это он ее, Дунайский! – указав куда-то рукой, зло проговорила Тамара! – А кому еще? Ведь она сидела в комнате затворницей. У муженька своего вместо прислуги да няньки была. Он, видите ли, ел только овощи да фрукты. Мясо – ни-ни…

– Вегетарианец, что ли?

– Во-во! Нина говорила, у какого-то писателя начитался, что грешно есть животную пищу.

– У Толстого?

– Наверное… Так вот, Нина приходила ко мне большей частью украдкой. А если вечером, Валериан Ипатьевич за ней заходил. Все проверял. А чего проверять-то?

– Ревновал?

– Люто!

– Может, сильно любил?

– Господи, да разве ж это любовь? – воскликнула Тамара.– Я так думаю: любишь-не-любишь, а должно быть равенство. Прошли времена, когда мы под пятой сидели! – продолжала она, все больше распаляясь.– А что? Для чего революция нас, женщин, освободила? Работаем наравне и вообще… И если мужчина может выбирать, кого любить и с кем жить, почему нам это заказано?

– А что, Нина кому-то симпатизировала?– осторожно спросил Гольст.

– Я не знаю,– ответила Тамара, опять погрустнев.– Во всяком случае, мне она ничего не говорила. Но Валериан Ипатьевич…– Она замолчала.

– Что же Валериан Ипатьевич? – переспросил Гольст.

– Он уверял, что Нина уехала с кем-то из общих знакомых… Если начистоту, то я даже обрадовалась тогда за Нину Вспомнила ее слезы, синяки. Думаю, так Валериану Ипатьевичу и надо… Он, когда пришел к нам пятнадцатого июля, намекнул, что это или Борин, был такой приятель у Дунайского, тоже врач, я вам говорила…

– Говорили,– кивнул Гольст.

– Значит, или Борин, или Хрумин Игорь Иванович. Он тоже был на вечеринке по случаю бракосочетания Нины и Дунайского. Инженер с нашего завода… Ну, если с Бориным,– одно. Он холостой и вообще приятный мужчина. А вот насчет Игоря Ивановича… Ведь у него жена и двое детей! Неужели, думаю, Нинка такая бессовестная? Семью разбила, у детишек отца отняла… И на заводе нам с Федором как после этого? Конечно, с Дунайским я ничего обсуждать не стала. А на следующий день на заводе поинтересовалась, где Хрумин. Говорят, на прошлой неделе в отпуск ушел… Ну, у меня совсем нехорошо на душе стало. Все сходится. Решила: ушел в отпуск, уехал куда-то. Без жены. Она у нас плановичкой работает… Проходит неделя, другая. Я как-то видела жену Хрумина заплаканной. Но ведь не подойдешь, не спросишь, где, мол, Игорь Иванович? Потом уже, окольными путями узнала я, что он куда-то пропал и из отпуска в срок не вернулся…

– А Борин? – поинтересовался Гольст.

– Про Борина я ничего не знаю. Только раз и видела его, на той вечеринке.

Кулагина замолчала.

– Это все, что вы хотели сообщить мне? – спросил Гольст.

– Нет, не все.– Тамара опустила глаза, словно решаясь на что-то.– Не все, товарищ следователь… Я хочу сказать, что, если говорят про какого-то иностранца, будто Нина с ним уехала, так это просто вражеская сплетня. Не могла моя сестра с буржуями связаться! Хоть золотом ее обсыпь – не могла, и все!

Это заявление Кулагиной заинтересовало следователя. Но что-нибудь вразумительного о какой-то связи Нины с бог весть каким иностранцем узнать ему не удалось. Но на всякий случай Гольст сделал себе пометку: «Проверить через ОГПУ».

А когда разговор с Кулагиной, казалось, был уже закончен и следователь, отметив повестку, встал, чтобы распрощаться, Тамара, глядя куда-то в сторону, сказала:

– Не нравится мне, ой не нравится, как ведет себя Валериан Ипатьевич. Что же это получается: любил, значит, а через полгода забыл?

– Из чего вы это заключили? – спросил Гольст, поняв, что Кулагина еще не выговорилась до конца.

– Из того! Видели бы вы, как он поначалу убивался. Плакал. Говорил, что жить не хочет… А когда я у него перед новым годом была, что-то уж очень спокойно о Нине вспоминал.

– Может, просто скрывал свои чувства?

– Что же я, слепая? – с некоторой обидой произнесла Кулагина.– И еще… Помните, я вам рассказывала про колечко с бирюзой, что на свадьбу Нине подарила?

– Помню,– кивнул Гольст.

– Колечко-то это я видела в вазочке на буфете у Дунайского дома. А Нина никогда не расставалась с ним…

– Погодите,– насторожился Георгий Робертович,– вы не могли ошибиться? Это действительно то самое кольцо?

– Да я на чем угодно поклясться могу! – заверила Кулагина.

– Когда вы видели кольцо?

– Ну…– Она задумалась.– Давно уже. В прошлом году… И врет Дунайский, что Нина его деньги забрала! И часы! – вдруг прорвало Кулагину.– Не могла она! Уж как нам в детстве туго приходилось, но чтобы чужую копейку взять… Да, милостыню просили. Так ведь с голоду помирали! Вокруг после гражданской войны разруха. Пацаны и девчонки по базарам промышляли, воровали. А мы с сестрой никогда! Потому что маманя нас так приучила. Говорила, бог накажет… Это теперь я знаю, что бога нет. А тогда мы боялись… И никогда я не поверю, чтобы Нина у кого-то что-то взяла. Да пусть мне руку отрежут! Сегодня ночью ни на секунду глаз сомкнуть не могла. Все думала, думала. И про колечко, и про деньги эти проклятые, часы и облигации… Брешет Дунайский. И неспроста это. Чует мое сердце, что он сам…– Она осеклась, словно испугалась сказать лишнее.