Трудный поединок - [10]

Первый текст – из статьи популярного эстрадного певца, киноартиста и руководителя джаз-оркестра Леонида Утесова «О чем хочу петь».

Джаз-спектакль «Темное пятно», о котором упоминал Утесов, шел в Центральном Доме Красной Армии (ЦДКА) при полном аншлаге.

Рядом был помещен стихотворный фельетон. В. Гранова «Письмо Татьяны». Едкий, полный юмора, как это мастерски делал В. Гранов, он рассказывал о том, что в дачном поселке Ильинское кто-то утащил со столба почтовый ящик.

«Я вам пишу. Но я не знаю, когда письмо дойдет до вас. Быть может, к будущему маю, в вечерний предзакатный час…»

А на обороте – это была четвертая страница «Вечерки» – попал отрывок из рекламы: «Смотрите и слушайте звуковой художественный фильм, выпуск СОЮЗИНТОРГКИНО и МОК РОССНАБФИЛЬМ «Новые времена». Сценарий, постановка и музыка Чарли Чаплина. В главных ролях Чарли Чаплин и Полетта Годдард. Все тексты на русском языке».

«Новые времена» Георгий Робертович ходил смотреть с женой и сыном в «Ударник». После этого семейного культпохода Володя подражал Чарли, нахлобучив на голову отцовскую шляпу, а вместо трости крутил в руках веник. Смешная походка комика у него выходила отменно.

Это было в июле 1936-го, то есть прошлого года. Лето выдалось на редкость жаркое. Столбик термометра поднимался за 39 градусов по Цельсию. Москва изнывала от зноя. По выходным дням загородные поезда уходили переполненные пассажирами. А в самом городе берега Москвы-реки, прудов и речушек были усеяны голыми телами загоравших. У киосков с газированной водой выстраивались длинные очереди. Главхладпром мог и не обращаться к москвичам с рекламой эскимо «Миньон», который «в рот просится, во рту тает, кто попробует, тот угадает». Мороженое поглощали в огромных количествах. Газеты пестрели изошутками на темы необыкновенной жары.

Но не только жара была приметой лета. Вся страна с восторгом следила за перелетом В. П. Чкалова, Г. Ф. Байдукова и А. В. Белякова по маршруту Москва – остров Удд.

И еще была Испания. Фашистский мятеж генерала Франко. Пламенный голос Пасионарии, Долорес Ибаррури…

Все это Георгий Робертович вспомнил, листая подшивку «Вечерней Москвы» в библиотеке…

Потом, сидя у себя в кабинете, он сопоставлял даты. Газета от 11 июля. Исчезновение Амировой – 12 июля, а первая находка с частью трупа – на следующий день. Все очень близко. Можно сказать, одно за другим. Однако вопрос – точный день убийства – оставался пока открытым.

Размышляя об убийце, Гольст вдруг увидел в его действиях странное противоречие.

Дело в том, что все свертки с частями трупа были спрятаны довольно небрежно. Преступник лишь кое-как маскировал их ветками. И это не вязалось с тем, с какой тщательностью он пытался устранить каждую примету на теле убитой.

Так почему же в другом случае он дал промашку?

Гольст попытался представить себе картину, как убийца избавлялся от трупа. Скорее всего ему пришлось несколько раз выезжать за город. За одну поездку он прятал лишь одну «порцию» из четырех почти равных.

Это Георгию Робертовичу пришло на ум, когда Семеновский сообщил, что все части приблизительно одинакового размера. Поместились бы в небольшой чемодан. Значит, убийца подгонял под его объем свою страшную ношу?

Выходит, ему пришлось ехать по Северной дороге четыре раза. Если принимать во внимание такой психологический момент, как желание поскорее избавиться от трупа, то он, вероятно, сделал это за один день. Небрежность маскировки можно было объяснить одним – страхом: а вдруг увидят. Тогда почему так тщательно расчленен труп, обескровлен, срезаны родинки и другие приметы? По всей вероятности, преступник действовал в безопасном месте и располагал достаточным временем.

…К одиннадцати часам, как было указано в повестке, пришла Тамара Кулагина. Гольст сразу заметил в ней резкую перемену.

Одних людей горе выбивает из привычной колеи, лишает воли. Других мобилизует, подтягивает, заставляет переоценить какие-то прежние ценности.

Гольст почувствовал: Кулагина сделала какое-то очень важное для себя открытие:

– Вы, конечно, извините, товарищ следователь, но я вам давеча не все рассказала… Ну, когда вы спрашивали о Нине и о том, какие отношения были у них с Валерианом Ипатьевичем,– начала Кулагина.

– Почему? – спросил Гольст.

– Да как вам объяснить… Знаете, между мужем и женой всякое случается. И хорошее, и плохое. Радость и ссоры. А как на самом деле – они одни только знают. Чужая семья – потемки… Не хотела я, чтобы вы подумали: вот, наговаривает на мужа сестры, а ее саму выгораживает. Но после вчерашнего я всю ночь не могла заснуть. Обо всем передумала. Скажу честно, не было у Нины от семейной жизни никакой радости. Особенно в последнее время.

– Какое именно последнее время?– уточнил Гольст.

– Да уж два года точно. Слезы да слезы. Она ведь скрытная была. Да и кому жаловаться? Только у меня и давала волю своему горюшку.

Кулагина теребила в руках носовой платочек. Но глаза у нее были сухие: все слезы, наверное, выплакала.

– А на что конкретно она жаловалась?

– В том-то и дело, что ничего путного от нее я не могла добиться. Придет, ляжет на кушетку лицом к стене и плачет. Я к ней и так и этак, а она молчит. Но, видно было, дома нелады. Несколько раз с синяками на лице приходила, на руках тоже как-то заметила.