Трудный переход - [46]

Слова Бокембая отрезвляюще подействовали на всех остальных. Согласие вернуться было дано всеми.

Бокембай, выслушав каждого в отдельности, сказал:

— Друзья! Я не был вашим руководителем. Но случилось так, что среди вас я оказался старшим по возрасту. Если вы согласны вернуться обратно, то это должны сделать все из нашего рода и те, кто хочет к нам присоединиться. Я знаю немало людей, недовольных Каражаном. Они тоже пойдут с нами. Заблуждение или случай свели нас с байским сынком. Пришло время одуматься. Надо связаться со всеми остальными, рассказать им о письме аксакала и о нашем решении. Соберемся у сопок Сатпай и Бухарбай. Там мы и расстанемся с Каражаном. Его приближенным пока ничего не говорите. С Каражаном встречусь я сам и договорюсь, чтобы он тоже прибыл туда со своими людьми. Мы совершили большую жизненную ошибку: не нашли в себе силы вместе с народом бороться с врагами нашей Родины. Теперь мы должны добровольно сдаться и искупить свою вину.

Никто не возражал. И в тот же день все разъехались.

Сам Бокембай поехал с Тажимуратом и Саламатом. Они пересекли Мынбулак и через четыре дня были в стане Каражана.

Каражан, увидев новых людей, насторожился: «Что это за люди?»

Бокембай ему ответил коротко:

— Они из нашего рода. Приехали присоединиться к нам.

Больше разговоров о Тажимурате и Саламате не было. Бокембай сказал Каражану, что надо собраться и поговорить с людьми о планах на будущее. Договорились встретиться в местности Сатпай и Бухарбай. Каражан разослал своих людей известить остальных, а сам вместе с Жаилханом, Бокембаем, Тажимуратом и Саламатом выехал в назначенное для сбора место.

Каражан, разбивая банду на мелкие группы, с собой оставил наиболее близких и преданных людей, с которыми первым прибыл на место сбора между сопками Сатпай и Бухарбай. В течение недели стекались бандиты к становищу. Цель сбора для них была загадкой. Главарь с огорчением отмечал, что многих верных ему людей нет среди собравшихся: добывать пропитание, нападая на фермы, стало не таким уж безопасным делом. Чабаны были начеку и зачастую давали дружный отпор, засады, и пули оперативников проредили его «воинство».

В ожидании последних групп Каражан, стараясь поддержать воинственный дух среди «сардаров», как он называл примкнувших к нему джигитов, устроил состязание на меткость стрельбы. Мишенями послужили высохшие черепа овец и диких коз, белевшие среди камней. Сам он был отличным стрелком, каждый удачный выстрел встречался громом истошных выкриков его одичавших приспешников.

Весь следующий день Каражан провел на ногах: расспрашивал о налетах, проверял оружие и амуницию. Он был в хорошем настроении. Кого подхваливал, кого учил, как надо стрелять.

Но ночью сон не шел к нему.

«Как это случилось, что немцы не смогли одолеть Советы? Они были уже так близко, до нас им было рукой подать?! — думал он. — Очень тесно стало в обширных каракумских просторах. Власти сжимают кольцо. Обложили как зверя в логове. А что сделаешь с этими оборванцами? Словно мыши разбегаются при первом выстреле. Они, как стадо животных, лишь бы набить утробу. Что же делать? Может быть, с ними вместе переброситься в оренбургские степи и там незаметно исчезнуть самому, а их оставить? А куда исчезнуть? Там ведь тоже скрыться некуда. Нет, это не выход. Что бы сделал на моем месте отец? Сейчас надо перебраться в Кызылкумскую пустыню и оттуда перейти в Афганистан».

С этими мыслями он уснул.

Тажимурат и Саламат с тревогой ожидали наступления утра, возлагая на него большие надежды. Пока все складывалось удачно. Удалось им добиться общего сбора банды. Правда, Каражан что-то хмуро и подозрительно поглядывал на них вечером.

С первыми лучами солнца Каражан поднял всех. После обязательного утреннего намаза он обратился к собравшимся:

— Братья мои! Мы сошлись сегодня здесь, чтобы обсудить создавшееся положение и найти достойный выход из него. Не скрою от вас, что наши упования на скорую гибель Советов в России и на создание у нас независимого ханства рухнули. Не все, правда, потеряно, и немцы, возможно, еще выиграют эту войну. Но что делать нам? Обстоятельства изменились. Везде, куда бы мы ни сунулись, натыкаемся на высланные против нас заслоны. Здесь оставаться дальше нельзя. Я решил, для нашего блага временно перекочевать в Кызылкум, а затем перейти границу и обосноваться в Афганистане. Когда будет нужно и возможно, мы вернемся и покараем вероотступников.

По толпе прошел неодобрительный гул. Уход за границу не находил среди людей поддержки.

— Перед вами две сопки. Они — напоминание нам об участи всех, кто предает свой народ, — продолжил Каражан. — Когда армия белого царя во главе с генералом Перовским должна была продвинуться к Ак-Мечети, кафырам нелегко было ориентироваться в нашей бескрайней степи: генерал воевал в такой обстановке впервые, противник появлялся и исчезал внезапно. Тогда-то, решив избежать сопротивления наших племен, через владение которых лежал путь этой армии, царский генерал и подкупил нашего соплеменника по имени Сатпай, взяв его в проводники. Сатпай провел армию к Ак-Мечети и получил за это коржун с серебром. Слух о том, что он стал предателем, быстро облетел Тургайскую степь, Известный барымтач Бухарбай поклялся отомстить Сатпаю за измену: убить его, а серебро раздать бедным. И добрые, и худые вести в степи — как птицы. Они летят от аула к аулу, от кочевья к кочевью. Бухарбай был храбр, но излишне доверчив. Своими замыслами он поделился с кем-то и слух о готовившемся покушении узун-кулак разнес по степи, дошел до сородичей Сатпая. Из Тургая к нему навстречу выехали джигиты, чтобы спасти его. Однако Бухарбай опередил их и успел покарать изменника. Правда, и Бухарбаю не удалось уйти живым. Сородичи Сатпая настигли и убили его. Родственники похоронили убитых рядом, на этих сопках, которые и стали называться их именами.