Трудный переход - [48]

Ориентир, который дал им Бокембай, привел их к кипчаковцам, которые встретили их без опаски, молча сложили оружие и окружили Ермекова. Молдабай, не желая ничего обещать, сказал:

— Вы встали на верный путь. Это вам зачтется.

VII

Дарига стала чаще навещать мать. В субботние и воскресные дни жила у нее. Она с нетерпением ждала приезда братьев. Они не появлялись, и это очень беспокоило ее.

«Что подумают Амиржан Семенович и Молдабай, если братья вообще не вернуться? Вдруг решат, что предупредила…», — думала она все эти дни.

Однажды, глубокой ночью, бессонно переворачиваясь с боку на бок, она уловила топот коней вдалеке. Насторожилась, чутко и внимательно стала вслушиваться.

Топот приближался.

«Это они… Иначе кто же приедет к нам в такую позднюю ночь?» — она поднялась с постели и подошла к окну.

Братья спешились, спрятали своих лошадей в конюшню.

Дарига быстро разбудила мать, сама выскочила во двор. Братья осторожно направлялись в дом из конюшни. Когда Дарига распахнула дверь, братья, не разобравшись, в чем дело, испуганно шарахнулись в стороны и схватились за оружие.

Она окликнула: «Не бойтесь, это я, Дарига!», — и быстро подбежала к ним, обнимая то одного, то другого.

Керейбай тихо спросил: «Нет ли дома посторонних?»

Дариге хотелось сказать им что-то язвительное, но она сдержала себя и ответила, что в доме, кроме матери, никого нет.

Зашли в дом. Тут их в слезах встретила мать — Катыра, которая поочередно обнимала обоих, награждая поцелуями. Она хотела приготовить еду, но Керейбай запретил это делать, так как дым из трубы глубокой ночью может привлечь внимание людей. Он попросил только чай и холодную пищу. Затем он наглухо завесил окна.

Когда расселись за дастарханом, Керейбай спросил у матери, не интересуется ли кто-либо ими, не беспокоят ли из-за них Даригу. Мать успокоила, сказав, что никто ими не интересуется.

Керейбай рассказал, как трудно стало в Каракумах, как за последнее время заметно поредел отряд Каражана. Затем он, прервав рассказ, обратился к матери и сестре:

— Мать! Сестра! Случилось так, что судьба нас гонит неведомо куда: мы решили перебраться в Кызылкум, а оттуда, возможно, в Афганистан. Приехали домой попрощаться или взять вас с собой.

Мать и Дарига удивленно переглянулись. Мать, сидевшая до сих пор в слезах, перестала плакать, в ее голосе закипел гнев:

— Я старая женщина! Наши деды и прадеды родились, жили, умирали здесь. О них никто никогда плохого не говорил. Они делали все вместе со своим народом. Я знаю свой народ, его обычаи и традиции. Когда и где это было слыхано, чтобы женщина-казашка стала бандиткой с большой дороги? Стыдно, что среди бандитов — мои сыновья, а тут на старости лет мне предлагают идти к ним самой! О всевышний аллах, когда я просила у тебя детей, разве вместе с ними просила это? За какие же свои грехи я заслужила такую кару?! У людей дети как дети. Кто трудится здесь, кто воюет на фронте, защищая Родину, а мои скитаются где-то в безлюдных песках, приносят страдания людям. Сыновья! За все, что вы причинили мне и своему народу, я отвергаю и проклинаю вас! — она протянула перед собой руки ладонями вниз, чтобы произнести последние слова проклятия. Но ее руки схватила Дарига, и, заливаясь слезами, умоляла не проклинать братьев.

Мать, уже обессиленная, опустила руки и молча заплакала. Керейбай и Рустем сидели, опустив головы. Дарига обратилась к ним:

— Братья мои! Гнев матери имеет основание. «Джигит-герой за честь и достоинство жертвует жизнью, а трус ради существования склоняет голову перед каждым кустом», — говорят в народе. У многих наших знакомых сыновья и братья погибли на фронте, о них говорят с уважением, а вы живы, но о вас говорят плохо. Даже огонь боимся разжечь в очаге. Скажите, кто мы после этого? Почему же мы должны бояться людей? Кому нужна такая жизнь, если презирают все? Нет! Мы с вами никуда не поедем, такой позор мы не примем никогда! Нас в Кызылкуме, тем более в Афганистане, никто не ждет. Нам там делать нечего!

Керейбай и Рустем не ожидали, что их предложение вызовет такой резкий протест со стороны матери и сестры. Рустем не выдержал:

— Хватит, милая сестра! Не знаю, как брат, а я готов провалиться сквозь землю. Мы действительно позорим всех. Было время, мы ошибались, затем залезли в грязь по шею. Теперь уже поздно. Ничем наше положение не исправишь. Нам суждена эта жизнь.

Дарига прервала его:

— Если человек ошибся, даже совершил тягчайшее преступление, но его осознал, можно ли такого человека назвать смелым или даже храбрым?

Они не ответили.

— В таком случае, — продолжала Дарига, — почему бы вам не набраться смелости и не явиться с повинной.

— Что ты говоришь, сестра? Нас они расстреляют тут же, Зачем нам отдавать свою жизнь добровольно?

— Эх, вы! Сказала бы вам, да жаль, что не положено поносить старших. Не лучше ли отдать жизнь так, чем прятаться в кустах! — сердито ответила Дарига.

Керейбай обратился к матери:

— Мать, что она говорит?

— Верные слова говорит ваша сестра. Лучше бы я родила лягушек, чем вас. Разве вы джигиты? В далекие времена много было врагов у казахских аулов. А настоящие джигиты на поле сражения защищали свой аул, свой край, свой народ. И сейчас много счастливых матерей гордятся тем, что сыновья стали героями в борьбе с врагами, А что я? Глубокой ночью, украдкой, пью чай с сыновьями, боюсь спокойно сидеть в своем собственном доме, наглухо завешиваю окна! Разве в этом моя радость? Нет, сыновья! Настоящие люди на жизнь смотрят открытыми глазами, а мы? Как после этого я могу сказать, что родила сыновей, а не лягушек?