Трудное примирение - [43]

Их прервал негромкий свист. С горящими щеками, все еще дрожа от той страсти, которую Люк на нее обрушил, она сняла руки с его плеч и отстранилась.

В нескольких шагах стоял Кристиан, и на лице его сияла улыбка величайшего удовольствия. Люк, ничуть не смутившись, послал ему ответный взгляд и повел ее наверх, всем своим видом показывая, что без посторонней помощи ей не подняться. Гуилья уже ждала со сменой гардероба.

Боже милосердный, думала Кэтрин в замешательстве, неужели я просто схожу с ума? Ничем, кроме безумия, нельзя было извинить ее поведение в последние сутки. Неужели другие женщины так же обманывают себя, как и она? Люк знал ее лучше ее самой. Он знал ее слабости и достоинства, ее пристрастия и ее предрассудки, кажется, он понял даже, что она малодушно предпочитает бегство, если не в силах что-то изменить, и отказывается признавать то, чего боится…

Почему ей удалось обмануть саму себя? Она ведет себя точно ребенок, который задумал сбежать из дома, но в душе надеется, что его все-таки найдут и вернут обратно. Уже почти семь лет, как она отдала свое сердце без малейшего колебания, и это сердце до сих пор принадлежит ему. И она ничего не может поделать с этой любовью, ведь она — часть ее самой, и бороться с ней бесполезно. Люк — это ее личная кнопка самоуничтожения. И ее разрыв с ним пять лет назад просто разлучил душу и тело.

«Ты мне нужна», — сказал он ей когда-то ночью в Швейцарии. Это признание перевернуло в ней душу. Она бы бросилась в огонь ради него, да ради одних этих слов. Но он больше их не повторял и не собирался повторять, ведь он был совершенно уверен в том, что она его боготворит.

И очень скоро уже начал обиняками намекать ей, что вечно так продолжаться не будет. Это был страшный удар. Она привыкла по ночам мерить шагами комнату, болезненно реагировать на невзначай оброненное слово или другую оплошность, в панике ждать звонков, когда они запаздывали… жить в постоянном изматывающем страхе, что она его потеряет. Это убивало ее, медленно, незаметно.

— Он очень дурно с тобой обращался, — сердилась Харриэт. — Что тут можно было сделать? Такой уж он человек. Ты поступила правильно. Ты спасла от него Дэниэла. Можешь гордиться, что у тебя хватило на это разума.

Когда она начинала колебаться, а колебания не раз охватывали ее с тех пор, как она впервые бросилась ему звонить, Харриэт поступала точно голландский мальчик, затыкающий пальцем дыру в дамбе, в той дамбе, которая сдерживала ее эмоции, чтобы не дать им вылиться бурным потоком и толкнуть ее на самый дурацкий поступок. Да, правда, сколько раз она уже готова была ему позвонить! И всегда в страхе останавливалась. Однажды, за два дня до его рождения, она даже пришла на почту и чуть было не отправила ему открытку, ведь после смерти родителей, кроме нее, не осталось никого, кто бы мог об этом вспомнить. Но Харриэт твердо вела свою линию. А в первый год, чтобы удержать ее в разлуке с Люком, требовалось работать не покладая рук.

Но в одном Кэтрин повезло. Она смогла направить свою любовь на Дэниэла. Разве мог кто-нибудь понять, чем был для нее Дэниэл? В первый раз, когда она взяла его на руки, ее стали душить слезы. Никто, кроме Харриэт, этого не понимал. Дэниэл был первым и единственным существом в ее жизни, с которым у нее была нерушимая связь. Они, Харриэт и Дэниэл, стали для нее семьей, которой у нее никогда не было.

Так зачем ей опять уходить от Люка? На этот раз она совершенно точно знала главную причину, толкавшую ее к разрыву. При мысли о том, что надо рассказать ему о Дэниэле, ее охватывал ужас, точно такой же ужас, какой она испытала, когда поняла, что беременна. У Люка никогда не возникало подозрения, что она может забеременеть.

Все было так жутко сложно, и она могла потерять слишком много. Дэниэл был уверен, что его отец умер. Он так редко об этом спрашивал, и только в тот день в «Сером монахе», когда он набросился на нее, мальчик простодушно обнаружил свою тайную веру в то, что, будь отец жив, он мог бы сотворить чудо. А Кэтрин и не подозревала, как он переживает, что у него нет отца.

Появление Люка вряд ли сильно обрадовало бы Дэниэла. Как бы он отнесся к тому, что мать его обманывала, это уже другой вопрос. И как она могла доверить Дэниэла Люку? Сейчас Дэниэл очень хрупок, его легко сломать. Если Люк не полюбит его всей душой, Дэниэл это почувствует. Кроме того, он незаконнорожденный. Рано или поздно это всплывет и попадет в газеты. Люк этого не стерпит.

Да и почему, собственно, она так уверена, что Люк считает их брак союзом навеки? Люк такой непредсказуемый. Следует ли ставить на карту жизнь Дэниэла в надежде на то, что Люк, узнав, на что она решилась пять лет назад и что у него есть четырехлетний сын, обольется счастливыми слезами?

Вчера ей казалось, что у нее есть выбор. Сегодня она поняла, что просто-напросто выбрала путь наименьшего сопротивления, потому и решила снова сбежать. На этот раз так не получится. Ирония в том, что ей вовсе этого не хочется. Она любит Люка. Она хочет надеяться. Она готова ему доверять. Она жаждет верить, что как-нибудь все это может разрешиться. А значит, надо рассказать Люку про Дэниэла.