Трудно быть хорошим - [19]

— Я тоже не обращал на них внимание, — продолжал Грейди, набив рот арахисом, — пока мне не был дан знак. Хочешь расскажу? Однажды на Юма Бич я увидел над океаном огненный шар. «Час расплаты близок», — раздалось вдруг. Я тебе не вру. Клянусь. Мне тоже сначала показалось, что это галлюцинация. Но она не прошла бесследно.

— Ну а потом? — спросил Шейн с интересом.

— А что потом? Потом пошел в клинику, врач посоветовал отказаться от допинга. Но от шара так и не избавился.

— Священником-то почему?

Грейди нахмурился:

— Я никогда не смогу сказать наверняка, почему решил посвятить себя Богу, — ответил он, перебирая шелуху от орехов на дне серебряно-голубой сумки.

Шейна увлекла история Грейди. Он и сам попадал в подобные путешествия, когда сознание рождало полные печали образы, но он никогда не связывал их с религией. Шейну вдруг стало стыдно, что он так глупо хвастался. И чтобы не оставаться в долгу, рассказал, и что он пробовал наркотики в раннем детстве, и что мать его была хиппи, и что имя ему дала в честь любимого своего фильма.

— Не такое уж плохое имя, бывают и похуже, — сказал Грейди. — Вот в прошлом году в классе у меня дружок был, так его вообще звали Санбим.[2] И ничего. А можешь в суд пойти и поменять.

У Шейна не было никакого желания тащиться в суд по своей воле.

— Да мне все равно, — сказал он, глядя в небо. — Когда мы жили на Хай-Ашбери, муж Сюзанны, барабанщик, тоже давал мне попробовать. Сюзанна знала, но вряд ли ее это волновало. Я тогда еще под стол пешком ходил. По правде сказать, не так уж много мне и перепало, чтобы втянуться. Хотя не знаю. Но помню, потом, в школе, было противно смотреть на малышей, которые курили наркотики тайком во дворе. Мне кажется, пока не исполнилось тринадцать, начинать нельзя.

— А может, лучше вообще не начинать? — спросил Грейди.

— Ну втягиваться-то я не собираюсь. Просто успокаивает, вот и все.

Грейди постучал по груди:

— Спокойствие должно приходить изнутри.

Грейди казался очень мудрым для своих лет, и Шейн решил открыть ему свою душу. Тот выслушал терпеливо.

— Не хочу тебя утешать, — сказал Грейди, — но я уверен, что все очень скоро кончится. Так всегда бывает. Несчастья проходят. Они переходят от одного к другому. Ты скоро сам поймешь это.

Объявили посадку. Шейн совсем сник. Они с Грейди сели в автобус, который шел в город, и на станции Грейхаунд, что рядом с Маркет Стрит, обменялись адресами и телефонами. Свет в зале станции слепил глаза, все вокруг сияло. Шейн расслабился, но как только Грейди отчалил, нервы опять стали сдавать. Ему не давала покоя предстоящая встреча с матерью: в последний раз в Иньокерне на рождество они постоянно ссорились. Шейн попробовал заговорить с солдатом, который ждал автобус неподалеку, но из этого ничего не вышло — солдат жевал пластинки четыре разом. Тогда он попросил его купить яблочного вина и выпил почти всю бутылку один, проглотив между делом еще две таблетки. Поездку на автобусе вдоль побережья он помнил плохо. Городок Мендосино, расположенный на отвесной скале, обращенной к Тихому океану, поражал сходством с Новой Англией.

— Ничего городишко-то, — заметил Шейн вслух.

Из вестибюля гостиницы на главной улице он позвонил матери и тут же на стуле заснул. Через некоторое время Шейн услышал, как кто-то (он думал, что это Сюзанна) сказал:

— Погляди-ка, Рой, на него!

Он сказал пару слов в ответ и пошел, заплетаясь, к фургону. Потом ему дали бутерброд. Шейн положил его на стол и рассматривал издалека: сыр, помидоры, зелень, два кусочка хлеба. Есть совсем не хотелось. Именно Бентли, тот парень с фотографии, вел его ночью среди деревьев. Вода капала с ветвей им на головы, воздух будто въедался в кожу. Бентли открыл дверь — запахло смолой и камфорой, и сказал что-то про одеяла. А потом Шейн остался один. Кружилась голова. Он рухнул на узкую шаткую кровать и залез под покрывало. Голова вскоре перестала кружиться, и Шейн принялся рассматривать комнату. Она была довольно уютная, но в ней как будто находились животные. Они не скреблись, не выли, но он чувствовал, что они подглядывают за ним.

Это были утки, две утки с пузырьками внутри, похожими на сердце. Шейн увидел их, когда проснулся. А вспомнив вчерашние свои похождения, он от стыда опять с головой залез под одеяло.

Но долго думать об одном и том же у него не получалось, и вскоре он стал размышлять о Грейди. Шейну захотелось узнать, попал ли его друг в семинарию, бреются ли все священники до одного наголо, вспоминает ли он об их встрече, или, кроме Бога, он теперь думать ни о ком не может. Минут пятнадцать прошло, прежде чем Шейн нашел оправдание своему поведению, и решил, что иначе и поступить он не мог. Не всем же, в конце концов, быть такими благоразумными, как Грейди, достаточно того, что Шейн всегда оставлял за собой право стать лучше в любую минуту. Он вылез из-под одеяла, пригляделся к уткам — это были светильники — а потом, выйдя из комнаты, бросил на землю оставшиеся таблетки и, растоптав их, облегченно вздохнул.

Владения Бентли действительно были похожи на ферму: вокруг забор и никаких соседей. Рядом с домом стоял сарай для птицы и громадный амбар. В амбаре Шейн увидел птичьи гнезда, ржавые инструменты и разломанный старый «крайслер», похожий на рыбий скелет. Разобранный карбюратор истекал маслом на полке.