Трудно быть хорошим - [18]

Шейн не очень-то удивился, когда ему сообщили неприятную новость. Это произошло однажды поздно вечером, когда они с дедом смотрели автомобильные гонки из Риверсайда. Они оба любили скорость и машины. После предпоследнего заезда Харрис положил руку ему на плечо и сказал, что Сюзанна хочет, чтобы Шейн погостил у нее летом месяца два. Дед сказал это чуть небрежным тоном, но было понятно, что спорить бесполезно.

— Из-за взрыва, да? — спросил он. — Я же не виноват.

— Никто не собирается тебя наказывать. Мама просто хочет тебя повидать. У нее наконец все устроилось.

— Ты точно знаешь, что она хочет меня видеть?

— Конечно, — сказал Харрис бодро. — Только запомни, у этого Бентли забот хватает, понимаешь. Твоя мать сказала, что у тебя будет отдельная комната. Тебе там понравится.

— Можно, конечно, но почему обязательно летом, когда все друзья остаются здесь? — спросил Шейн. — Что я буду делать в этом Мендосино?

— Все то, что ты делаешь здесь. Не будь ребенком, Шейн. Где твоя жажда странствий?

— И куда я ее только засунул? — загрустил Шейн.

— Если ты и дальше будешь так отвечать, мы больше не будем вообще разговаривать на эту тему.

— Во всем опять виноват я, и никто больше.

— Шейн, — сказал Харрис как можно более спокойно и холодно, — знаешь, остынь маленько. И пойми, не всегда ты будешь делать то, что хочешь. Такова жизнь, — и замолчал на мгновение. — Ведь мы любим тебя.

— Не сомневаюсь, — ответил Шейн.

Как только всех распустили на каникулы, Шейн получил по почте чек от матери. Она прислала на авиабилет первого класса, но он купил обычный, а разницу в стоимости истратил на «колеса» и пачку кассет для магнитофона. Дорога в аэропорт казалась бесконечной. В последнюю минуту бабушка тоже решила ехать, поэтому Шейна, как младенца, пересадили на заднее сиденье. Он хоть и не был великаном, но в такой теснотище немудрено было погнуть крышу или выдавить стекла. Он смотрел на проплывавшие мимо громадные неоновые рекламы с увеличенными до невероятных размеров гамбургерами и горячими сосисками. Его лишают всего этого, и еще серфинга, пива, друзей, а может быть, и солнца.

Сцена в аэропорту была невыносимой. Бабушка хлюпала носом, дед лез обниматься, так что сам Шейн чуть не заревел. Он с облегчением вздохнул, когда старики уехали. В кафе Шейн выпил кока-колу и проглотил пару таблеток, чтобы успокоить нервы. И через некоторое время стал с интересом смотреть по сторонам. Все вокруг было скользкое, неприятное на ощупь, залитое солнцем; всюду плясали солнечные зайчики, люди каблуками ботинок издавали невероятный шум.

Шейн в который раз достал из бумажника фотографию Сюзанны, которую она прислала вместе с чеком. Мать и Рой Бентли стояли на веранде своего дома. Рой был тощий, обросший щетиной, с гнилыми зубами. Он больше походил на торговца наркотиками, чем на промышленника. Шейн решил, что он наверняка выращивает марихуану в Мендосино, там она растет быстрее, чем сорняки, и делает миллионерами последних дураков. Шейну больше всего на свете хотелось, чтобы с Бентли ему жилось просто: ох и достали же его мужчины Сюзанны. Ей почему-то всегда нравились неудачники. Отец Шейна бросил ее, когда ему было десять месяцев, сбежал в Канаду, подальше от своей новоиспеченной семейки и судебных разбирательств. Ее вторым мужем был барабанщик рок-группы, законченный псих. Он избивал Сюзанну, отвешивал оплеухи Шейну налево и направо. Их квартира на Хай-Ашбери походила на поле брани. Сюзанне пришлось из-за этого отправить сына к своим родителям. Всего на несколько месяцев. Но прошло целых три года. Шейн до сих пор ненавидит барабанщика. Он иногда мечтал о том, как встретит его где-нибудь и размозжит ему палец за пальцем.

Когда объявили посадку, Шейн прошел по сверкающему чистотой коридору и отдал свой билет стюардессе, которую он, без сомнения, видел на рекламе шампуня; попросил место рядом с крылом самолета, чтобы следить за пилотом. Рядом сидел парень лет семнадцати-восемнадцати. Он улыбнулся Шейну, так порой улыбаются обезьяны. Парень был одет в дешевый клетчатый костюм. Шейн тут же ухитрился провести стюардессу и заполучил крошечную порцию виски, которую тут же и прикончил. Он захмелел, почувствовал себя бодрым и вялым одновременно. А сосед сидел рядом такой чистенький, будто терли его щетками и поливали из ведер.

— А я, кажется, пьян, — сказал он, не особенно ломая голову.

Молодой человек улыбнулся своей обезьяньей улыбкой и утешил:

— Все нормально. Господь тебя и такого любит.

Шейну показалось, что парень не понял, и объяснил:

— Ты что, думаешь, я захмелел? Ничего подобного, я «колес» наглотался.

— Жаль, что я так и не попробовал, что это такое, — сказал тот, потянув свое правое ухо, которое, как и левое, было огромным, и добавил: — Должно быть, клёво.

Парня звали Даррен Грейди. Его родители выращивали цитрусовые. А он ехал в духовную семинарию, что неподалеку от Сан-Франциско.

— Хочешь стать священником? — спросил Шейн.

— Не, скорее за компанию, — ответил Грейди, почесав затылок. — Может, видел объявления в журналах? Там писали одно время, что ищут новых братьев.

Шейн никогда ничего подобного в глаза не видел.