Трудная полоса - [16]

После каждого полета возвращался в лагерь вымотанный. Дело в том, что и вообще качку переношу плохо, а тут еще летчики такие кренделя выделывали! Мы их сами просили то пониже взять, то повыше... Но работа есть работа — и снова поутру забирался в чрево этого мучителя-самолета...

Радость все-таки была. Сигналы, принятые с наземных буев, мы сбрасывали на антенны приемной станции — ЭВМ обрабатывала информацию — и с базы сообщали, что эксперимент идет успешно.

Съездить на станцию — и по пути к Марии — мне не пришлось. Но с местной почты я как-то позвонил в школу и попросил Марию Федоровну.

— У нее уроки закончились. Что передать?

— Ничего не надо,— ответил я и повесил трубку. Значит, она в поселке. Увидимся, вернусь на базу — и увидимся. Могла бы, конечно, и сюда приехать...

Вечером — несколько часов роздыху. Побрел за околицу. Знал, река недалеко, сверху, с самолета, она казалась совсем рядом.

Черные разлапистые ели стояли по обе стороны тропинки. Их длинные бороды, желтые, черные, коричневые, застили небо. Даже в эту светлую ночь, когда солнце, как остывающая болванка, красным шаром недвижно висело над миром, тут мрачно и угрюмо. Таинственные звуки окружали меня. Проще было бы вернуться и завалиться спать перед завтрашним вылетом, но что-то упрямо вело меня вперед.

Лес стал реже, призрачный свет — ярче. Пахнуло сыростью. Река! Присел на волглую корягу. Вода внизу, у моих ног, струилась почти беззвучно. Изредка всплескивалась, играя, большая рыбина.

Так вот и мы сидели на берегу с Марией. Разложили костер. Я пел под гитару что-то про любовь.

— Чай готов.— Голос Марии тих, как сама ночь вокруг.

Мы пили чай и не глядели в глаза друг другу. Глянуть— не выплыть потом...

— Тебе холодно? — Я одел ее в куртку, точно ребенка, и почувствовал, как она дрожит.

— Ты совсем замерзла. Пойдем, я провожу тебя... Костер погас — шипели угли, залитые водой. Белые

сумерки окутывали нас и сближали. Осторожно я шагал след в след за ней. |||

Она хорошо знала здешние места, каждый куст и торчащий из земли корень.

— Маша,— остановил я ее. Ком в горле. Мягкие волосы щекочут лицо. И замерли, а потом медленно поплыли, закружились лес и река, река и лес...

— Поздно, идем быстрее.— Она точно и не целовала меня, — быстрой походкой уходит все дальше, я срываюсь с места и бегу, догоняю ее.

— Идем к тебе?

Маша точно выпрямилась от моего вопроса... Она не оглядывается, но я чувствую, что от ее спины так и веет холодом. Останавливаю за руку и поворачиваю к себе.

— Сам знаешь, мама больна.

— Ну и что, Маша! Тебе не кажется, что мы дураки просто? Не дети ведь...

— Совсем не кажется.— Она почти смеется, и ее самообладание, ее беззащитность, упрямая беззащитность возвращают меня на землю.

— Почему же? — спрашиваю я.

— Ты хороший.— Она целует меня в висок, и я отпускаю ее руку.

...Однако пора возвращаться в деревню. Я поднялся, пошел в сторону лесной тропы. И тут тишину ночи прорезал новый звук. Протяжный, жалобный стон доносился откуда-то сверху, падал на меня. Через секунду я понял: это начало песни...

Слова было трудно разобрать, но я узнал мелодию, вспомнил, как пела Мария:

Мхи были, болота в Поморской стране,

А голые щелья в Беле-озере,

А тая зябель в Подсеверной стране,

А толсты становицы в Каргополе...

Пела женщина — неужели моя Машенька?

Слышно неясно, но казалось, что это ее интонация, ее грудной голос. Звуки, точно рожденные самой ночью, сливались со светлеющим небом, с тишиной плеса, с шорохом елей.

Необыкновенная ночная песнь оборвалась на полуслове, будто лишь причудилась мне. Я вернулся и еще долго стоял над водой. В речном ветре были слышны далекие голоса, смех, но песни больше не было...

Ночь на воскресенье, наверное, учителя со школьниками устроили вылазку на природу. Очень простое и земное объяснение. Но вера осталась: знак, весть подала мне моя Мария!

Станция пировала. Прощальный вечер начали еще днем.

— Рад поздравить всех с успешным завершением эксперимента,— в речи нашего научного руководителя проскальзывают ликующие нотки.— Эксперимент — это только первый шаг. Система работает надежно, будем совершенствовать, конечно... Но представьте только, какие перспективы открываются перед геофизикой! Запустят вот скоро спутник — и ваша станция станет принимать информацию со всех датчиков, разбросанных по территории страны. А это значит что? Во-первых, возможность глубже изучать геодинамические процессы. Во-вторых — глубинное строение земной коры. И наконец, третье, немаловажное — это поиск и разведка полезных ископаемых.

Волнующий миг. Мы поднимаем бокалы, то есть стаканы. Улыбается Наташа — повезло ей с практикой. Горд и смущен Николай Иванович; застенчиво подносит вино ко рту Полина Михайловна — и отказывается-таки сесть за стол.

Но вот девчата требуют танцев. Я тихо встаю и выскальзываю за дверь, пока не вспомнили про мою гитару.

В комнате, где стоит телефон, никого. Звоню в школу. Наконец-то. Ее зовут.

— Мария Федоровна, Машенька. Это Андрей. Где мы можем встретиться прямо сейчас?

— Я не понимаю...— в голосе растерянность.

— Все объясню при встрече. Подойти к школе или?

— У часовни.— Еще бы она не поняла, кто звонит!