Трудная любовь - [18]
— Какие железки? — не понял сначала папа, а потом громко рассмеялся и объяснил, что никаких железок у мамы нет, а железным называют ее характер за его твердость и настойчивость. Мамину настойчивость Санька испытывал на себе каждый день, и сейчас ему лучше было молчать.
Санька насупился. На переносье у него появилась точно такая же складочка, как у мамы. Он вечером поговорит обо всем еще с папой.
Но, конечно, из такого разговора ничто не вышло. Папа был всегда и во всем заодно с мамой.
Он посмотрел на маму, которая штопала носки, и беспомощно развел длинными руками.
— В таких делах, Сашок, я ничего не смыслю. Договаривайся с мамой. В жару я и сам не прочь поносить короткие штаны, а ты же маленький, тем более!
«Как постель убирать или картошку чистить — большой, а брюки — так маленький, — про себя обиделся Санька и сморщил от досады свой короткий курносый нос. — Ведь не сам он все выдумал».
— Не порть «фамильной гордости», — папа повалил Саньку на диван и защекотал, приговаривая: — Таких носов нет ни у кого, кроме нас с тобой. А длинные брюки — сущая глупость в твоем возрасте.
Санька зло отбивался руками и ногами. Он не находил в этой истории ничего забавного. Вырвавшись, он убежал в сад и не слыхал, как папа пробовал заступиться за него.
— Послушай, Надя, может быть, действительно надо такие брюки, а?
— Глупости, — отрезала мама. — Нечего поважать ребенка с малых лет. Он потом у тебя луну запросит. Они ему совсем не нужны летом, а на один раз у нас нет лишних денег.
Санька сидел в саду под яблоней, которая совсем недавно покрылась маленькими глянцевитыми листочками, и вытирал кулаком упрямые слезы. Вообще, вероятно, ни у кого из ребят не было таких безжалостных родителей, как у него. Он даже завидовал соседу Леньке Кудрявцеву, которому доставалось по очереди то от папы, то от мамы. Но если его мама накажет, папа пожалеет и денег в придачу даст на конфеты, если папа за вихры оттаскает, мама пожалеет и все Леньке разрешит.
А Саньку никто из родителей никогда не жалел. Ну разве можно придумать что-нибудь лучше длинных белых брюк! Он представил себе, как с важным видом прошелся бы в них по улице, и, ударяя себя кулаком по крутому лбу, зло зашептал:
— Не надену, не надену. Нарочно изорву, изрежу! — последнее слово сразу высушило его зеленые глаза, а надутые губы растянулись в улыбке. — Тогда уж сошьет, обязательно сошьет!
На другой день, когда мама ушла в город за покупками, Санька принялся за выполнение своего плана. Вооружившись большими ножницами, он открыл комод, где лежали ненавистные короткие штаны, и неожиданно увидел папины шерстяные брюки, кремовые, в тонкую голубую полоску. От радости у Саньки дух захватило. Как же он забыл о папином подарке! Папа не носил те брюки с прошлого лета, когда случайно облил их подсолнечным маслом. Санька вспомнил, как огорчилась мама и даже кричала на папу тогда:
— Четыреста рублей выбросили на ветер. И все из-за твоей небрежности. Такие чудесные были брюки!
— Не порть себе нервы из-за такого пустяка, — виновато просил папа и целовал маму в щеку. — Подрастет Сашок, ему перешьешь. Пятно совсем маленькое.
С тех пор брюки и лежали в комоде. Но за год Санька, как говорил сам папа, основательно подрос, значит, нечего и раздумывать. Вытащив брюки, Санька приложил их к себе.
«Если отрезать масляное пятно с манжеткой, то как раз», — подумал он. Сколько раз он видел, как мама кроила ему рубашку, а подшивать носовые платки Санька научился еще в прошлом году в первом классе на уроке труда. К тому же мама, наверное, будет довольна, что он все сделает сам. Она все время твердит ему: «Приучайся к самостоятельности, тебе уже восемь лет. Все, что можешь, делай сам».
Сняв со стола скатерть, Санька положил на него папины брюки и отрезал кусок сначала от левой штанины, потом от правой, но одна брючина получилась длиннее другой. Санька приложил короткий толстый палец к носу, мама всегда так делала, когда думала о чем-нибудь серьезном, только нос у нее был тоненький и длинный, а палец красивый, белый, точно сахарный.
Подумав так с минутку, Санька сложил брюки поровнее и решил подрезать еще немного. Ножницы соскальзывали с пальцев, их приходилось держать обеими руками, и срез получился с неровными зубцами.
— Ничего, подошью! — Санька взял иголку, вдел в нее черную нитку как можно длиннее, чтоб подольше хватило, и начал подшивать.
Однако брюки все время сползали на пол, шов ложился неровно, где шире, где уже, а длинная нитка все время путалась и рвалась. И Санька, пока подшил одну штанину, исколол в кровь все пальцы.
— Отдохну, потом докончу. — Поглядев на свою работу, он вспомнил, что мама всегда делала на него примерки, когда шила. Санька надел брюки, затянул их потуже ремнем, чтоб не спадали, и подошел к зеркалу. Штанины, точно две широченные юбки, мели за ним пол, а сзади вздулся такой пузырь, что в него свободно можно было упрятать мамину подушку. Санька чуть не расплакался, потому что не знал, где еще надо подрезать.
Он уныло повертел свою работу в руках и, аккуратно сложив, спрятал ее на прежнее место в комод.
— Вечером все расскажу маме. — Санька навел порядок в комнате и пошел во двор играть с ребятами, так как на воскресенье уроков не задавали.
