Трудная книга - [176]

А припомним то, что говорил академик Мясников о возрастающей сложности жизни, о влиянии ее на человеческий организм, в частности на состояние сердечно-сосудистой системы. Тем более это усложнение не может не сказываться на отношении человека к жизни, то есть на его нравственных понятиях и принципах и в конечном счете на его поведении.

Человеку мало, чтобы ему было что есть, пить и во что одеваться, человеку нужно еще, чтобы при этом не страдало его достоинство («Что я — из глины сделан?»). Значит, и ответственность общества за каждого человека не уменьшается, а возрастает, изменяется и усложняется, и как идеал по-прежнему перед ним остается задача, поставленная Марксом:

«Не наказывать преступления отдельных лиц, а уничтожить антисоциальные источники преступления и предоставить каждому необходимый общественный простор для его насущных жизненных проявлений»[29].

Но что значит «насущные жизненные проявления»? Где их критерии и границы? И вот здесь-то вступает в силу нравственное начало.

Читатель М. Михайловский пишет: «У молодежи нужно воспитывать честность. А что такое честность? Без идеализации это условия, в которых невозможно и нет нужды сотворить что-либо плохое людям».

Так ли это? Связанный хулиган, которому уже невозможно избивать людей, не становится от этого нравственным человеком. Нет нужды воровать воду на берегу Волги, но разве это честность? Честность — это способность удержать себя от лишнего глотка в безводной пустыне, где каждая капля на счету. Нравственность — это в конечном счете способность человека к самоограничению во имя высших целей, и она невозможна «без идеализации». В этом смысле она выше закона. Это — общественный закон, ставший потребностью человека, собственным законом его личности.

И этот закон, и эта потребность самоограничения должны быть развиты у каждого, независимо от его положения; в этом и будет заключаться дальнейший нравственный рост нашего общества, а это поможет и разрешению многих оставшихся еще у нас противоречий жизни и установлению того гармонического единства интересов и целей, которое будет характеризовать коммунистическое общество, — человек должен быть ответственным перед ним за свою жизнь, за свои дела и за свое поведение, а общество, взаимно, должно быть ответственно за судьбу личности, быть внимательным к ней, исследовать ее законные нравственные требования и искать пути к их удовлетворению, чтобы, по словам Маркса, «так устроить окружающий мир, чтобы человек в нем познавал и усваивал истинно человеческое, чтобы он познавал себя как человека»[30].

В этом случае нравственные требования личности выступают как стимулы развития общества.

Но Маркс подчеркивает: «как человека». И тогда вопрос поворачивается другой стороной, говоря опять словами Маркса, «чтобы частный интерес отдельного человека совпадал с общечеловеческими интересами»[31]. А если не совпадает? Если личность в неограниченности своих притязаний переходит границы реальных возможностей общества, если она переступает границы «истинно человеческого», границы собственного достоинства и достоинства своих сограждан? Тогда она проявляет себя как разрушительное начало в обществе.

Но почему она переступает эти границы? Почему один человек работает, отдает свои силы и свой талант на то, чтобы поднять общий потенциал жизни и этим обеспечить удовлетворение потребностей всех личностей, как своей собственной, так и других, настоящих и будущих, и в этом находит нравственное удовлетворение, а другой стремится урвать от всех для себя?

Это еще раз подчеркивает, что в мотивах, движущих человеком, психологический, нравственный фактор выступает на первый план. Уже в предреволюционные годы А. Ф. Кони говорил, что «в преступном деянии духовная сторона играет не меньшую роль, чем физическая, она освещает его внутренним светом, который доступен исследованию внимательного наблюдателя».

Сейчас роль этой «духовной стороны», роль личности, ее характера, ее сознания, ее понимания жизни, и самой себя, и своих отношений с миром, на мой взгляд, должна быть подвергнута именно самому внимательному наблюдению. Нет, это не та злая воля, о которой говорил Ломброзо и вся антропологическая школа, не тот человек-зверь, как продукт наследственности, физической неполноценности и вырождения и потому подлежащий уничтожению даже без суда. Эта буржуазная теория была решительно отвергнута всей передовой мыслью, и о ней очень хорошо сказал тот же А. Ф. Кони: «Юристы, которым дороги нравственные идеалы государства и человеческое достоинство, не могут не вооружаться против выводов и даже против основных положений этого учения, низводящих отправление правосудия к какой-то охоте на человека».

Следовательно, речь идет о другом — о более глубоком понимании психологических, вернее, социально-психологических факторов при изучении преступности, с одной стороны, и о формировании нравственной личности как первостепеннейшей задаче воспитания, с другой. И все это в конечном счете ведет к тому же общему вопросу о роли психологического, и особенно нравственного, начала в жизни.