Трубка Шерлока Холмса - [12]

Следовательно, – продолжил Холмс свой рассказ, – в то время Дирсвуды были сторонниками католицизма. Так вот, во времена правления Елизаветы Первой католические семьи часто устраивали в своих домах потайную комнату, где мог бы укрыться их священник, если бы дом стали обыскивать. Хотя мне ни в одной книге не попалось упоминания о существовании подобного тайника в Хартсдин-мэноре, я все же решил проверить свое предположение. Если существовала потайная комната священника, то она должна была находиться в старинной части дома.

Итак, мы с доктором Уотсоном вчера ночью вели наблюдение за тюдоровским крылом, где увидели человека, в котором я позже опознал Баркера. Он закрывал ставнями два освещенных окна на верхнем этаже. Однако, осмотрев сегодня утром комнату Баркера, я заметил, что в ней только одно окно.

Справа от спальни Баркера находится бельевая, вовсе не имеющая окон, так что свет не мог исходить оттуда. И я предположил, что между спальней Баркера и бельевой должна располагаться еще одна комната, скрытая от случайного наблюдателя благодаря кривизне коридора. Далее я заключил, что в эту комнату попадают через спальню Баркера. Это предположение подтвердила собака вашего племянника: когда я велел ей искать хозяина, она сразу же подбежала к большому шкафу у стены.

Меня заинтересовало присутствие Баркера в вашем доме. Поскольку мисс Рассел не узнала его, увидев в саду, он должен был поступить к вам на службу уже после ее последнего визита сюда летом. Вы подтвердили это предположение, сказав, что он стал вашим секретарем недавно. Однако я заметил, что его пальцы испачканы йодоформом[8]. Только врач или сестра милосердия имеют с ним дело.

Приняв в расчет все эти факты, я пришел к выводу, что ваш племянник жив, но его прячут в потайной комнате. К нему приставлен врач или брат милосердия, и ему разрешается выходить только ночью. Напрашивались лишь два объяснения.

Первое – какая-то болезнь, уродующая лицо, например проказа[9]. Однако я исключил такую возможность, поскольку, согласно утверждению мисс Рассел, ваш племянник никогда не путешествовал за границей.

Поэтому оставалась вторая гипотеза, оказавшаяся, как это ни прискорбно, правильной: ваш племянник страдает какой-то формой умственного расстройства, которая делает невозможным его появление на публике. То, что его мать умерла в швейцарской клинике, якобы от чахотки, подтвердило мои подозрения.

Мне бы хотелось снова заверить вас, лорд Хиндсдейл, что я не жду от вас никаких объяснений, но если вы удостоите доверия доктора Уотсона и меня, то ни одно слово о том, что мы услышали или увидели здесь сегодня, никогда не выйдет за эти стены.

Лорд Хиндсдейл, который, не прерывая, слушал Холмса с опущенной головой, теперь поднял глаза на моего друга. На его строгом лице обозначились глубокие морщины, вызванные страданием.

– Вы правы в каждой детали, мистер Холмс, – сказал он. – По этой причине, а также потому, что вы и доктор Уотсон пользуетесь репутацией людей слова, я не колеблясь доверюсь вам. Какое это облегчение – открыто говорить о тайне, которую я так долго хранил в молчании и которая долгие годы была тяжелым бременем для моего ума и сердца!

Когда моему старшему брату, отцу Гилберта, было двадцать с небольшим, он влюбился в одну юную леди, Бланш Сифорд, и женился на ней. Это было очаровательное создание, принадлежавшее к богатой, но не знатной семье. Сифорды занимались сельским хозяйством в Южной Африке, и поэтому они не были известны в английском обществе. После смерти мужа миссис Сифорд продала земли, принадлежавшие семье, и привезла Бланш, которой тогда было семнадцать лет, в Лондон, чтобы завершить ее образование. Именно там ее встретил мой брат Джеймс и, влюбившись, женился, когда ей исполнилось восемнадцать. Первые два года они были безмерно счастливы, но после рождения Гилберта у моей невестки начали проявляться определенные симптомы, которые в течение следующих полутора лет быстро перешли в душевную болезнь. Позже мы навели справки, и выяснилось, что это наследственная болезнь. Дед Бланш покончил с собой, а ее тетка умерла в сумасшедшем доме.

Хотя было сделано все возможное, чтобы спасти разум Бланш, медицина оказалась бессильна. Когда ее поведение сделалось буйным и непредсказуемым и стало небезопасно оставлять ее под одной крышей с ребенком, мой брат с превеликой неохотой договорился, чтобы ее поместили в частную клинику для умалишенных в Швейцарии.

Увы, мистер Холмс, наш старинный и знатный род преследует рок. Мой брат, опасаясь, что, если откроется правда, это может неблагоприятно отразиться на его сыне, говорил всем, что его жена умерла от чахотки. На самом деле она прожила еще пятнадцать лет, безумная и совершенно безнадежная.

Брат очень беспокоился о сыне, больше всего страшась, что Гилберт может унаследовать от матери душевный недуг. По этой причине мальчика держали дома, и он получил домашнее образование. Мы надеялись, что если он будет вести спокойную, размеренную жизнь без всяких волнений, то сможет избежать судьбы своей матери.

Вероятно, вам известна остальная часть истории, мистер Холмс. Мой брат погиб на охоте, когда Гилберту было четырнадцать. Как его опекун я поселился здесь, в Хартсдин-мэноре, чтобы наблюдать за образованием и воспитанием племянника. Мы с братом часто обсуждали, чт́о следует сделать, если Гилберт лишится разума. Джеймс мучился при мысли, что в случае его смерти ужасная ответственность ляжет на мои плечи. Но это не было бременем, мистер Холмс. Я люблю моего племянника, как если бы он был моим собственным сыном.