Троянская война и поэмы Гомера - [49]

Конники Трои, вперед! Не давайте вы бранного поля

Гордым ахейцам: их груди не камень, тела не железо,

Чтобы меди удары, пронзающей тело, ничтожить

Илиада, IV, 509

Признается, причем совершенно прямо, превосходство железа над медью в твердости и крепости. Затем железо с эпитетом «седое» или без эпитета упоминается в поэме очень редко. Мы узнаем, что врата подземного мира выкованы из железа, как и ось колесницы Геры, на которой вращаются медные колеса. Но большинство упоминаний о железе мы находим в описании спортивных состязаний ахейских героев на похоронах Патрокла. В качестве призов Ахиллес предлагает победителям железные двуострые и простые секиры (топоры), видимо уже как хозяйственные (еще не военные) орудия, и «круг самородный железа», ценность которого особенно подчеркивается:

Встаньте, которым угодно и сей еще подвиг изведать!

Сколько бы кто не имел и далеких полей, и широких

На пять круглых годов и тому на потребу достанет

Глыбы такой; у него никогда оскуделый в железе

В град не пойдет ни оратай, ни пастырь, но дома добудет,

Илиада, XXIII, 831

Так, редко, но настойчиво железо выступает в песнях «Илиады», приобретая в конце поэмы и символическое значение. Умирающий Гектор говорит Ахиллесу:

Знал я тебя, предчувствовал я, что моим ты моленьем

Тронут не будешь: в груди у тебя железное сердце.

Илиада, XXII, 356

Нередко железо упоминается и в «Одиссее». О нем богиня Афина говорит сыну Одиссея Телемаку, явившись ему в образе гостя Ментеса, как об обычном предмете:

…хочу я в Темезе

Меди добыть, на нее обменявшись блестящим железом.

Одиссея, I, 179

В поэтическом наступлении железа на гомеровского слушателя — читателя как бы отражено приближение нового, железного века, который уже давно явился на землю Нила и участвовал в постройке египетских пирамид, а в Эгейском бассейне во время Троянской войны был еще на пороге истории. Именно в это время с севера в железном всеоружии двинулись на Эгеиду дорийцы.

Таким образом, «Илиада» Гомера — эпилог бронзового и пролог железного века.

Еще немного размышлений над поэмами Гомера

С такой же почти физической силой, подобно пружине, тянет размер поэм Гомера к концу каждого стиха, неуклонно, почти властно влечет за собой слушателя — читателя их смысловой поток. Это удивительное свойство Гомерова эпоса — слитность, нерасторжимость существа и формы повествования — поставило его на особое место среди других монументальных поэтических произведении.

В наши дни никто не пишет гекзаметром ни больших поэм, ни небольших стихотворений, а если такое и случается, то либо в пародийных целях, либо для шутливой стилизации. А ведь классики пашей поэзии нередко прибегали к гекзаметру, хотя не им, а другими, также классическими размерами написаны их лучшие и крупнейшие произведения.

В чем, кроме рассказанного выше и собранного многими и многими знатоками и любителями Гомера, можно было бы найти для себя еще что-то новое в «Илиаде» и «Одиссее»? Как будто эти поэмы уже давно ответили на основные вопросы историков и литературоведов. Не в общих чертах, а достаточно подробно и достоверно мы знаем о жизни, быте, нравах, культуре людей, населявших Эгейский бассейн в те далекие времена. Знаем, а все-таки с поправкой. Живший заведомо после разрушения Трои и до Гесиода, но в уже расцветшей Ионии, Гомер неминуемо должен был ввести в повествования и дух своего времени, и свое отношение к излагаемым событиям, и многое другое, скажем, бывшее еще до Троянской войны, с одной стороны, и появившееся уже после нее, современное самому Гомеру — с другой. Среди знатоков Гомера существует мнение, что некоторые мотивы и намеки в «Илиаде» и «Одиссее» принадлежат еще к середине II тысячелетия до н. э., тогда как Троянская война происходила значительно позже. Вместе с тем некоторые институты власти и социальных отношений в древнегреческом обществе, как они даны в «Одиссее», свидетельствуют скорее о более позднем времени, когда жил сам Гомер.

В «гомеровском вопросе», о котором мы говорили выше, в настоящее время если и продолжают существовать поясности, то они имеют весьма специфический интерес и навряд ли будут когда-либо устранены.

Давно уже обращалось внимание на то, что Гомер ни в «Илиаде», ни в «Одиссее» нисколько не озабочен тем, насколько его слушатель (читатель) подготовлен к пониманию текстов поэм. С первых стихов обеих поэм подразумевается, что читатель уже многое знает, что он знаком со всеми основными героями Троянской войны, с ней самой, с ее побуждениями, а это значит, что предания о Троянской войне уже были широко известны, что они давно распевались предшественниками Гомера, такими же народными певцами, как и он сам. Так, своим началом обеих поэм, как бы случайным, отнесенным к широко развернувшимся и во многом уже миновавшим событиям, Гомер свидетельствует о длительной, связанной с ранее жившими народными певцами, стихийной подготовке его собственных поэм. Ясно, что Гомер не мог просто отталкиваться от песен, созданных по живым преданиям (в какой-то мере даже воспоминаниям!) своих предшественников, доведших свои песнопения только до момента в истории Троянской войны и странствований Одиссея, с которых начал Гомер. Песни других народных исполнителей излагали, конечно, весь ход событий Троянской войны, а также ее последствия и судьбы ее героев, о чем Гомер поведал нам очень немногое (в «Одиссее») или совсем умолчал. Приняв эти очевидные факты, нельзя не сказать о том, что в спорах по «гомеровскому вопросу» правы сторонники синтетической теории, т. е. признания переработки Гомером богатейшего народного творчества.