Троя - [10]

Кроме того, все предания древности о Троянской войне были единодушны, и это единодушие слишком характерно, чтобы не быть основанным на базе позитивных фактов, которые столь высокий авторитет, как Фукидид[15], считает реальной историей. Традиция была единодушна даже в утверждении, что взятие Трои произошло за восемьдесят лет до дорийского вторжения на Пелопоннес. Более того, как я уже упоминал в «Илионе» (см.: Илион. Т. 1. С. 194), египетские документы дают нам исторические данные, по которым Илион и царство Троя должны были существовать в действительности: ведь и в поэме Пентаура, и в иератическом папирусе Салье, хранящемся в Британском музее, среди союзников, которые пришли на помощь хеттам (или «хита») под стенами Кадета на Оронте в пятый год царствования Рамсеса II (ок. 1333–1300 до н. э.)[16]*, упоминаются дарданы, или данданы (дарданцы), и народ Илуны (Илион)[17], а также «лику» (ликийцы) и народ Пидасы (Педас), Керкеш или Гергеш (гергитяне), «масу» (мизийцы) и «акерит» (карийцы)[18]. Еще больше меня поразило то, что именно эти народы упоминаются во второй книге «Илиады» как помощники троянцев в обороне города. Таким образом, можно считать установленным фактом, что в Троаде, возможно в XIV веке до н. э., существовало царство дарданов, один из главных городов которого именовался Илионом; это царство считалось одним из наиболее могущественных в Малой Азии и посылало своих воинов в Сирию, чтобы они сражались там с египетскими войсками, защищая Азию. Это прекрасно согласуется и с Гомером: фактически вся греческая традиция говорит о могуществе Трои. Кроме того, профессор Генрих Бругш-паша говорит о том[19], что в настенных росписях и надписях на пилоне храма Мединет– Абу в Фивах можно видеть две группы из тридцати девяти народов, стран и городов, которые объединились в конфедерацию против Рамсеса III (ок. 1200 до н. э.), вторглись в Египет и были побеждены этим фараоном. В первой группе фигурируют народы под названием «пуросата» или «пулосата» (пеласги – филистимляне!), «текри», «теккари» (тевкры)[20] и «данау» (данайцы?). Во второй группе профессор находит имена, представляющие для нас особый интерес: «Аси», что напоминает о названии Асса, мизийского города в Троаде, или же Исса, древнего имени Лесбоса, который также относился к Троаде, или Исса в Киликии; Керена, или Келена, видимо, тождественная троянской Колоне; «У-лу», который также напоминает Илион и, видимо, тождественно с ним; «Кану», возможно, Кавн в Карии; «Л(а)рес», Ларисса, что может оказаться троянским городом Ларисса, или

Лариса (но городов с таким названием было много); «Маулн» или Мулн, что напоминает киликийский Малл; «Атена» – возможно, Адана; и Каркамаш, который профессор Бругш отождествляет с Корацезием (оба также в Киликии)[21]. Замечателен тот факт, к которому уже привлекал внимание г-н Франсуа Ленорман[22], – что дарданцы, которые занимают такое видное место среди коалиции против Рамсеса II, не фигурируют в тех группах завоевателей, которые сражались чуть больше века спустя против Рамсеса III, и что на их месте появляются тевкры. Не могло ли это изменение в имени троянцев быть вызвано войной и падением Трои и уничтожением или рассеянием ее народа? Следует, однако, заметить, что Геродот всегда именует древних троянцев эпической поэзии «тевкрами», в то время как римский поэт использует названия «тевкры» и «троянцы» как синонимы.

Это всеобщее свидетельство могущества и величия Трои подкрепляется еще одним доказательствам: теми десятью кладами золотых украшений, которые я обнаружил во время своих раскопок на Гиссарлыке, подтверждая тем самым эпитет πολύχρυσος («многозлатная»), который Гомер дает Трое. Таким образом, я решил продолжить раскопки на Гиссарлыке еще в течение пяти месяцев, дабы разгадать эту загадку и окончательно решить важный троянский вопрос. Поскольку фирман, который я получил летом 1878 года с великодушной помощью моего досточтимого друга сэра Э.Г. Лэйарда, в то время английского посланника в Константинополе, уже закончился, летом 1881 года я прибег к его высочеству князю Бисмарку, и благодаря его благожелательному вмешательству в конце октября того же года я получил новый фирман, позволявший мне продолжать раскопки в Гиссарлыке и на месте нижнего города Илиона. В качестве дополнения к фирману он получил для меня позволение на несколько месяцев производить одновременно с исследованием Трои раскопки в любом другом месте Троады, в котором я пожелаю, при том условии, что они будут ограничиваться одним местом в один промежуток времени и будут производиться в присутствии турецкого представителя. Чтобы сохранить для науки любые сведения, которые можно было получить из древних архитектурных остатков, я принял на службу двух выдающихся архитекторов – доктора Вильгельма Дерифельда из Берлина, который в течение четырех лет заведовал технической частью раскопок Германской империи в Олимпии, и г-на Иозефа Хефлера из Вены. Оба они были лауреатами первых премий в своих академиях и получили государственные стипендии на научные поездки в Италию. Ежемесячная зарплата первого составляла 35 фунтов, второго – 15 фунтов плюс дорожные расходы. Я также нанял троих способных надсмотрщиков: двое из них были пелопоннесцами, которые уже работали и отличились в том же качестве на раскопках в Олимпии; один из них, Грегориос Базилопулос, уроженец Магулианы близ Гортинии, получил за свою троянскую кампанию прозвище Ила; другой, Георгиос Параскевопулос, уроженец Пиргоса, был окрещен Лаомедонтом. Великанский рост и геркулесова сила последнего очень пригодились мне: они внушали почтительный страх моим рабочим и заставляли их слепо повиноваться ему; каждый из рабочих получал 150 франков ежемесячно. В качестве третьего надсмотрщика я нанял г-на Гюстава Баттю, сына Баттю, покойного французского консула в Дарданеллах, с месячной зарплатой 300 франков. К счастью, в июне 1879 года я оставил в Гиссарлыке турецкого охранника, который следил за деревянными бараками и амбаром, в котором хранились все мои приспособления и инструменты для раскопок. Таким образом, я нашел все в полном порядке, и мне оставалось только покрыть свои домики новым непромокаемым войлоком. Поскольку все они стояли одним непрерывным рядом, велика была опасность пожара. Итак, я разделил их и поставил в разных местах, так что в случае, если бы один барак загорелся, огонь не дошел бы ни до одного из остальных даже при самом сильном ветре. В бараке, где жил я и мои слуги, было пять комнат, две из которых занял я; в другом было две, в третьем – три и в четвертом – четыре спальни. Таким образом, у нас было много места, и мы также могли с удобством разместить семерых гостей. Один барак, состоявший лишь из одной комнаты, служил нам обеденным залом, и мы называли его этим гордым именем, хотя на самом деле он был сколочен из грубых досок, в щели между которыми постоянно задувал ветер, так что нередко мы даже не могли зажечь лампу или свечу. Другой большой барак служил хранилищем древностей, которые надлежало разделить между Императорским музеем в Константинополе и мною. Мои досточтимые друзья, господа Д. Генри Шредер и компания в Лондоне, любезно прислали мне большой запас консервов: чикагскую солонину, персики, лучший английский сыр и говяжьи языки, а также 240 бутылок лучшего английского некрепкого эля