Тросовый талреп - [41]

Изучение бумаг — существенная часть моих занятий. Я включил свет и занялся просмотром, откладывая прочитанные на свободный кусок пола. Здесь были счета, письма от кредиторов, угрозы от управляющего банком, рассерженные письма о случаях загрязнения моря в организации по охране окружающей среды и от них формуляры для переписи морских птиц... Здесь также нашлась пара страховых полисов на крупные суммы, открытых в пользу Фионы и припрятанных между книгой «Морские птицы» Фишера и Локли и каталогом 1964 года фирмы братьев Бэрри и Рудда, торговцев вином.

Я потратил битый час, не отыскав ничего для себя интересного. От подъездной дорожки донесся удаляющийся звук автомобильных двигателей. Дверь открылась. Фиона вошла и обессиленно прислонилась к дверному косяку. Под ее глазами были темные круги. Я вдруг сообразил, что сижу за письменным столом Эвана и роюсь в бумагах без ее разрешения.

— Что ты здесь ищешь? — спросила она.

— Сам не знаю, — сказал я.

— Не играй со мной в прятки.

Ее голос был слабым и измученным.

— Тот, кто протаранил Джимми Салливана, пытался протаранить и Эвана.

— А потом взорвал его. Мы жили в одном доме, и я помогала ему с этим Морским контролем. И не однажды, стоило мне только намекнуть, что его деятельность может привести его к чему-то, вроде этого... — Она говорила, как пьяная, но я знал, чго она всего лишь устала. Она прислонилась головой к дверному косяку и сказала: — Ты хороший парень, Фрэзер. Очень хороший парень. Я иду спать.

Я прислушивался к ее шагам, удаляющимся вверх, по лестнице, с медленным, усталым шарканьем. Потом я пошел в спальню Эвана. Она была холодной и пустой, как будто он почти ею не пользовался. Там стояла узкая железная кровать и висела полка с книгами по орнитологии. Теперь я уже и сам устал. И я почему-то не был удивлен, не найдя ничего в кабинете. «В постель», — подумал я.

Я поднялся в свою комнату и лег. Мои мысли начали смешаться по направлению к снам. Снам о тумане. Внезапно эта противотуманная сирена снова проревела в моей голове. Я открыл глаза и уставился в потолок на отражение лунного света. Я лежал бесчувственный, как доска. В ломе: стояла мертвая тишина. Слишком уж мертвая: мне не хватало поскрипывания снастей, плеска волн. Мои часы показывали два часа. Скоро начнет светать. Здесь я все равно не усну. Мне было бы легче уснуть на яхте...

На яхте.

Я спустил ноги на пол, натянул фуфайку и тихонько сошел вниз, в холл. «Не будь глупым», — говорил я себе, осторожно ступая по гравию подъездной дорожки. Адвокаты не должны гоняться за своей интуицией в два часа ночи. Но в рододендронах я перешел на бег, спустился к причалу и сел в гребную шлюпку. Луна ослепительно сияла в серебристом небе, когда я пересекал мелководье у причала. Морская форель вылетала из воды и со всплеском падала обратно. Я быстро взобрался на борт «Флоры», отыскал в рулевой рубке фонарь и осветил им беспорядочно заваленные полки и шкафчики. «Смехотворно, — сказал адвокат. — Интуиция — это хитроумное определение для дерьма собачьего».

В рулевой рубке ничего не нашлось. Я прогромыхал по ступенькам сходного трапа. Эван пользовался каютой по правому борту. Там лежал на койке скомканный спальный мешок и с крючка на переборке свешивалась пара джинсов. А на подвесной полке под койкой теснились книги.

Возле парафиновой лампы лежала зажигалка Эвана. Я зажег лампу и принялся методически снимать с полки книги, тщательно их пролистывая. Письма, лежащие меж страниц «Зеленого моря» Готфрида Вебера, я уже видел, но на всякий случай еще раз просмотрел. Там не было ничего нового.

Эту фотографию я обнаружил в одной из книг на самом конце полки. Она была не просто заложена меж страниц, но и закреплена бумажной скрепкой. Я сразу установил, что она сделана недавно, тут, в Кинлочбиэге. На ней была видна у причала мачта «Зеленого дельфина». Но суть была не в «Дельфине». На первом плане стояла желтая сорокапятигаллонная бочка. И стояла она перед дверью знакомого мне сарая. Того самого сарая, который взлетел в воздух на следующий день после регаты.

Я уже видел подобные бочки раньше. Одна хранилась в сарае в Камас-Билэч, а другая валялась раздавленная на палубе «Мини-Салливана». Я спрятал фотографию в карман, сел в шлюпку и погреб обратно, к причалу. Последние метры мне пришлось тащить шлюпку по грязи, потому что начался отлив. Самое время было сходить в полицию. Но я не верил полицейским. К ним хорошо обращаться, если дело связано с возможностью для них получить новую нашивку на погоны. «Очень интересно, — скажут они мне. — Итак, вы последовали голосу своей интуиции, отыскали какую-то фотографию бочки из-под нефти и притащили ее нам». Этот тонкогубый сержант из Глазго будет улыбаться своей легкой улыбочкой типа «навидались мы всего такого вдоволь». Он поблагодарит меня за сотрудничество. Да, так он и поступит. Но при этом он будет думать: «Мы здесь и без тебя как-нибудь разберемся». Луна ушла за горизонт, когда я доплелся наконец до дому.

Вот, что мне необходимо сделать, — добраться собственными руками до одной из этих желтых бочек и выяснить, что же такое интересное обнаружили в них Эван и Джимми. И какое это имело отношение к тому, что обоих уже нет в живых.