Тропою тайн - [20]

Элли заметила, как ожесточились лица ее пациентов. Все внимательно слушали сбивчивый рассказ Брайана о том, как они с Ларри познакомились и полюбили друг друга. Как Ларри остался с Брайаном, даже когда тому был поставлен роковой диагноз, ни словом не упрекая его ни в чем, не выказывая боязни заразиться. И как теперь Ларри ушел к другому — молодому, красивому и, главное, здоровому.

Видимо, все члены группы в свое время пережили расставание или предательство — все, кроме Джимми, не проронившего ни слова.

Группа знала о его друге, мужчине традиционной ориентации, с которым они вместе выросли в Бруклине, о том, что друг Джимми поклялся быть с ним рядом до конца. С какими бы предательствами ни сталкивался Джимми, Тони поддерживал его и не собирался бросать.

Никки, который недавно переселился к родителям, порвав с любовницей, первым упомянул про Тони. Теребя красную ленточку, эмблему организации «Анти-СПИД», приколотую к джинсовой куртке, он повернулся к Джимми, и в его глазах появился холодный блеск.

— А твоему другу, тому полицейскому, это все еще не осточертело? — воинственно спросил он. — Не надоело провожать тебя к врачу, бегать по твоим поручениям, навещать тебя, чтобы убедиться, что ты еще не сдох?

Джимми пожал плечами, его лицо выразило нежность и досаду.

— Тони? Он ведет себя так, будто ничего не произошло и все это, — взмахнул рукой Джимми, — когда-нибудь кончится. Тони то и дело повторяет что-нибудь вроде: «Джимми, когда тебе станет лучше, мы отправимся путешествовать, уедем туда, где нет никого — кроме тебя, меня и комаров». — Он вздохнул. — Нелегко вести себя так, словно пара комариных укусов — самая серьезная из моих проблем.

— А что будет, если когда-нибудь ты заговоришь с ним так, как сейчас с нами? — спросил Эрик Сандстрем. Единственной странностью этого рослого, собранного профессора Фордхэма была страсть к наручным часам. На этой неделе он носил часы с крошечным самолетом, прикрепленным к минутной стрелке.

Слабая улыбка тронула губы Джимми.

— А надо ли? Ведь речь идет о парне, который каждый Божий день ходит по колено в дерьме, и оно не пристает к нему. Он же полицейский, черт возьми! И не простой, а конный полицейский. В детстве у меня были игрушечные солдатики-всадники. Я часто играл с ними, сочиняя целые истории. А Тони этим живет. И вы предлагаете растолковать ему, что его лучший друг умирает? — В глазах Джимми заблестели слезы.

Элли думала о человеке, который за восемь месяцев, пока Джимми посещал занятия в группе, не пропустил ни единого вторника. Тони никогда не опаздывал, терпеливо дожидался Джимми в холле, припарковав свой зеленый «форд-эксплорер» у подъезда.

— А вы уверены, что оберегаете именно Тони? — спросила она.

Джимми промолчал.

— Вы сильно рискуете, — продолжала Элли. — Доверять тому, кто тебе дорог, — значит не сомневаться, что он тебя никогда не подведет. И что ты оправдаешь его доверие.

— Я хочу кое-что рассказать вам про Тони. — Джимми подался вперед, и на миг Элли ясно представила себе, каким он был в зените славы — гибким, подтянутым, страстным. — Отец, узнав мой диагноз, заявил, что это я во всем виноват, поскольку жил не так, как полагается. Он чуть не плюнул мне в лицо. — Все это члены группы слышали и раньше, но сидели тихо, не перебивая. — А Тони навещал меня в больнице каждый день, не пропуская ни единого, тогда как родным не пришло в голову хотя бы прислать мне какой-нибудь завалящий букетик. Как по-вашему, что они думали? «Ну и черт с ним, с этим гомиком!» — Джимми вдруг обмяк в кресле, его грудь тяжело вздымалась. — Господи, чем я заслужил такое? Все вышло именно так, как я и предполагал. Я ничего от них не добился. Все мои соседи и знакомые одинаковы.

Мужчины молчали, погрузившись в собственные горькие воспоминания.

— Беда в том, что… — Джимми беспомощно развел руками. — Когда люди видят нас с Тони, они думают, что мы… — Он с трудом сглотнул, адамово яблоко дрогнуло на его тонкой шее. — Но Тони это не смущает. Он ни разу и бровью не повел. Даже когда ему досаждают, Тони никого не пытается переубедить.

— Классный парень, что тут еще можно сказать? — Армандо Руис, единственный пуэрториканец в группе, улыбнулся. Обращаясь к собравшимся, он воскликнул: — Всем нам не помешали бы такие друзья!

— Верно, — улыбнулся Джимми, — но я не перестаю тревожиться за него. Что будет с ним, когда меня не станет?

Перед глазами Элли вспыхнуло видение — смятое розовое детское одеяльце на дне корзинки. Больше ничего, только одеяло, точно многозначительный финал нерассказанной истории. Иногда во сне она порывисто отбрасывала одеяло в сторону, ища ребенка вопреки всем доводам рассудка. И тогда одеяло начинало расти, его складки сжимались вокруг Элли, будто запутанный лабиринт, откуда ей никогда не выбраться. После таких сновидений она всегда просыпалась в слезах, со сдавленным криком, застрявшим в горле.

Элли поспешно отогнала пугающее видение. Кошмары прекратятся, как только на свет появится ребенок, ребенок Кристы. Горечь утраты утихнет, но никогда не исчезнет совсем.

— Мне повезло, — продолжал Джимми. — Многим людям за всю жизнь так и не удается узнать, что такое настоящая дружба.