Тропою тайн - [19]

Если бы только ей удалось успокоиться и забыть о тревогах! «Криста не похожа на других», — убеждала себя Элли. Последние несколько месяцев они разговаривали по телефону почти каждый день, и энергичная, хотя и взбалмошная, девушка-подросток, похоже, оставалась абсолютно тверда в своем решении. Но как можно быть уверенным, что все сложится удачно, пока ребенок еще не появился на свет?

Элли спохватилась. «Возьми себя в руки», — мысленно приказала себе она, вспомнив любимую поговорку Джорджины — ее подруги и коллеги из больницы Святого Винсента: «Не думай о чужих неприятностях — тебе хватает и собственных». Отличный совет.

Оглядев собравшихся, она ободряюще улыбнулась.

Первым заговорил Никки Фрейд в красном берете, набекрень сидящем на плешивой голове. Обведя взглядом товарищей, он отметил отсутствие Эвана Милнера и сухо подытожил:

— И их осталось девять.

— Девять негритят, зараженных СПИДом… ручаюсь, когда-нибудь этот стишок будут разучивать в детских садах. — Адам Берхард усмехнулся, выпятил до блеска выбритый подбородок и ослабил старомодный узел галстука.

В ответ послышался негромкий смех, а потом воцарилась тишина, нарушаемая только приступом надсадного кашля. Питер Мисковски, бывший кардиолог, вид впалой груди которого напомнил Элли архивные фотографии освобожденных из концлагерей, согнулся почти пополам, прижимая ко рту кулак. Остальные сочувственно посматривали на Питера, но никто не решался ни похлопать его по спине, ни даже обнять за трясущиеся плечи. Мало-помалу кашель утих.

А потом из дальнего угла комнаты донесся скрипучий голос:

— Минувшей ночью мне опять снилось, что я танцую на сцене. Был вечер премьеры, полный аншлаг, но, обернувшись к залу, я увидел, что он пуст. Только ряды свободных кресел. И я не знал, радоваться ли тому, что никто не увидит, если я опозорюсь… или упаду, как жертва самой забавной и жестокой шутки в мире.

Элли одарила ласковым взглядом тридцатилетнего рыжеволосого мужчину, сидящего в дальнем углу. Даже когда Джимми Долан был еще здоров, никто не принял бы его за танцовщика балета. Курносый остряк, сын полицейского-ирландца из Кэнерси, он походил скорее на беспутного мальчишку, вечно шатающегося вокруг баскетбольной площадки в надежде поиграть. Однако Джимми обладал не только чувством стиля, но и выдержкой. Несколько лет назад Элли и Пол видели его в театре Джойса, и она навсегда запомнила, как невысокий Джимми Долан носился по сцене, ликующе улыбаясь, а его бледное мускулистое тело отливало опаловым блеском в лучах прожекторов.

— И что же было дальше? — нервно улыбнулся Дэниел Блейлок. Сорокалетний, крепко сбитый, покладистый и трудолюбивый, Дэн производил впечатление самого заурядного мужчины, который после работы не прочь выпить пару банок пива. Из всей группы только у него почти не проявлялись симптомы болезни, но именно он больше всех боялся по-настоящему заболеть.

— Ничего. Я проснулся. — Джимми улыбнулся, но Элли заметила тревогу на его лице и темные тени под глазами. — Утро всегда начинается одинаково. Я открываю глаза — и сразу все вспоминаю. Не проходит и десяти секунд, как я осознаю… — Джимми закрыл глаза и стиснул зубы.

— Что вы осознаете? — участливо спросила Элли.

Он открыл глаза, и медленная, почти прекрасная улыбка осветила его обаятельное лицо.

— Что умираю, — спокойно ответил Джимми.

Рой Парити поднес стакан ко рту, держа его обеими руками.

— А я иногда подолгу думаю об одном: какого черта мы делаем здесь? — раздраженно проговорил он. — Мы изливаем душу, говорим о своих чувствах… но зачем? На что мы можем рассчитывать? На абзац в колонке некрологов, если повезет, и только.

Все взгляды устремились на Роя, бывшего активиста политического движения, красная бандана которого, надетая поверх седеющих волос, собранных в хвост, напоминала окровавленную повязку и придавала ему вид ветерана самой древней из мировых войн. Но выражение лица Джимми — спокойное, невозмутимое, притягивающее взгляды — заставило всех сдвинуться на край стульев и кресел.

— Это все равно что танцевать, — негромко объяснил Джимми. — Ты танцуешь потому, что не можешь не танцевать, выкладываешься до изнеможения, но не останавливаешься, рвешь жилы, и все потому, что иначе жизнь теряет смысл. — Его ярко-голубые глаза выразили смирение, наполнившее Элли восхищением и завистью.

«Прошло столько лет, — подумала она, — а я до сих пор не могу примириться со случившимся…»

Перед ее мысленным взором вновь возникла беременная Криста, и Элли прочла краткую горячую молитву: «Господи, мне стыдно просить об этом, но ты в долгу передо мной. Никто не заслуживает такой милости больше, чем я. Никто на свете».

Сидящий прямо напротив нее Брайан Райс вдруг расплакался и закрыл лицо ладонями. Из-за очков в роговой оправе и строгих костюмов тихий Брайан со скошенным подбородком часто становился объектом дружеского подтрунивания. За два месяца посещения занятий он ни разу не высказался, если не считать кратких, но точных замечаний. И теперь, увидев его плачущим, Элли потянулась к нему всей душой, исполнившись сострадания и тревоги.

— Это из-за Ларри, — всхлипывая, объяснил Брайан. — Вчера мы расстались. Он сказал, что больше не в силах терпеть. И я не виню его. Не знаю, стоит ли мне и дальше цепляться за жизнь…