Тропой дружбы - [55]

Я старался направить ее вдоль ограды корраля, на чем свет проклиная мою новую одежду. В ней мне было несподручно, если вы понимаете, о чем я говорю. Эта одежда была гладкой и скользкой, и таким же гладким было новенькое, с иголочки, блестящее седло. С самого начала я съезжал с него то на один, то на другой бок. Я вонзил шпоры в бока Кейт, и она тут же сбросила меня, да так ловко, что будь здоров!

В общем, я приземлился на собственный зад, и пыль вокруг взлетела вверх ярдов на двадцать. Страшно загудело в голове, а в ушах гремел сумасшедший хохот всех этих зевак.

Кое-как встав на ноги, я сразу понял: что-то изменилось. Во-первых, у меня из носа прямо на мой новый сюртук капала кровь, во-вторых, мои новые штаны лопнули, потому что сзади я ощутил холодный воздух, а в-третьих, эти наглые бездельники у забора радостно взвыли. Понятно, для них чужое горе — огромная радость!

И тут я увидел Дженкинса. Он не смеялся, потому что, видать, был не из хохотунчиков, но его рот до самых ушей растянулся в торжествующей ухмылке. В глубине души он, наверное, был доволен больше всех, вместе взятых, если не считать веснушчатого мальчишки. Тот стоял на верхней перекладине ограды, ни за что не держась, — сразу было видно, что выставлялся таким манером, — вопил, размахивал руками и выкрикивал всякие гадости о чертовых заезжих хлыщах.

Я слегка улыбнулся, подумав, что сделаю с этим мальчишкой попозже, хотя и видел, что он здорово постарше меня, более плотный и в плечах очень широкий. Но это не важно. Когда как следует разозлишься, становишься во сто крат сильнее.

Потом я поглядел на Екатерину Великую, и настроение у меня от этого не улучшилось. Я пошел к ней, ужасно злой и в то же время здорово напуганный. Мне необходимо было добиться победы на глазах у всех этих визжащих от радости зевак, но меня одолевала слабость при мысли о том, что она может со мной сотворить после того, как уже достаточно размялась. К этому времени я уже разгадал ее характер. Ладно! Я понял, что она умела внезапно останавливаться и, как волчок, кружиться на одном месте смертельным вихрем. По всему выходило, что Кейт должна была взять надо мной верх.

Однако я снова влез на нее, а эти бездельники у забора дружно завыли, засвистели и загоготали. Господи, как же меня это взбесило!

Установив как следует ноги в шпорах, я взял мой хлыст с изумрудом в рукоятке и изо всех сил хлестнул мою королеву. Она, наверное, рассчитывала опять меня сбросить, но я снова стеганул ее по правому боку и по животу, да так, что на блестящей шелковистой шкуре остались рубцы.

Прочувствовав как следует эти удары, гнедая встала на задние ноги и завизжала, как побитый поросенок. Это мне уже понравилось. Я немного успокоился, но тут же спохватился, потому что она стрелой понеслась прямо к забору.

Сначала я сказал себе, что Кейт хочет заставить меня отпустить поводья, притворяясь, будто собирается перепрыгнуть через забор. Но потом по тому, как она вытянула вперед голову, понял, что могу с таким же успехом пытаться остановить скорый поезд. Поэтому не стал и пробовать, а просто решил, что это конец. Я мог бы завизжать от страха, как какая-нибудь глупая девчонка, но вместо этого весь свой страх вложил в плеть и стеганул ею лошадь еще крепче, чем прежде.

Однако она ни капельки не задела этот забор. Нет! Она по-прежнему мчалась к нему, а он становился все ближе и выше, пока не оказался у нее над головой. И тут Кейт просто поднялась в воздух и перелетела через него как нечего делать.

Конечно, я должен был свалиться, и когда этого не случилось, страшно удивился. Наверное, это произошло оттого, что она приземлилась на свои рессоры и сразу же поскакала вихрем дальше.

Гнедая прижала назад уши, я заметил злобный красный блеск в ее косящих глазах и пламя, вырывающееся из ноздрей. И стоило мне все это увидеть, как понял, что весь лошадиный разум вылетел у нее из головы, остался только — страх.

Ну уж она понеслась!

Вообще-то падение с лошади во время бешеной скачки не что-нибудь такое, о чем стоит долго толковать. Однако я предпочел бы упасть с облака, но без свидетелей, чем быть еще раз сброшенным в коррале перед этими взбесившимися балбесами.

Поэтому даже обрадовался этой гонке и покрепче вонзил шпоры в бока Екатерины Великой. Каждый раз, когда я хлестал гнедую, по ее телу пробегала дрожь усилия, но она не бежала быстрее, потому что уже и так летела на полной скорости, и, скажу вам, эта ее полная скорость не уступала скорости экспресса, когда он мчится под уклон.

И тут она налетела на вспаханную землю какого-то фермера, который плевал себе на «золотую лихорадку» и спокойно занимался любимым делом.

Я обрадовался как ненормальный, когда мы оказались на этом поле. Во-первых, на такую землю мягче падать, а во-вторых, что важнее, она была слишком рыхлой для быстрой скачки, а было ее там не меньше двухсот акров.

Естественно, Екатерине Великой пришлось труднее, чем прежде. Каждый скачок уносил ее все дальше, но и каждое отталкивание копытами выбрасывало над моей головой огромную глыбу земли. К счастью, все это продолжалось недолго. Вскоре Кейт, до смерти измотанная, остановилась. От нее шел пар, она тяжело дышала, но была побеждена! Так что немного удачи и это вспаханное поле помогли мне удержаться в седле.