Тропинка к дому - [56]

Лосеводы громко рассмеялись.

— Друзьям разрешается, — пообещал Куперин.

— Для съемок, конкретно сказать, лось, рогач, нужен или лосиха? — уточнил Привалов.

— Кого дадите. Конечно, получить лося с огромными… — Куперин поднял вверх выгнутые руки, показывая ими рога, — было бы расчудесно. Но Пал Петрович объяснил мне, что летом это невозможно. Лось сбрасывает рога в январе или феврале, а новые отрастают только к осени.

— Тогда лосиха лучше подойдет для голубой мечты мальчика, — сказал Алексей. — Дрессировать будете?

— Некогда, — отмахнулся Куперин.

— Какая же из наших лосих сгодится в артистки? — спросил Михеев, выпутывая из бороды жука.

— Снегурка-а! — опять поспешила Любаша, а уж потом подняла руку.

— Снегурка, — поддержал внучку дед.

— Можно бы и Вербу, — подала голос Галина Николаевна.

— Снегурка на самолете летала, на такси ездила! — пылко заступилась за свою кандидатуру Любаша.

— Значит, отрядим Снегурку. Но с лосихой, Алексей Нилыч, обязательно должен быть наш человек. — Михеев подкинул жука, поглядел, как он полетел. — Леша, тебе это поручаю. Не возражаешь?

Куперин поднялся, прижал руку к сердцу, поклонился:

— Спасибо, друзья.

2

Этот пятитонный ЗИЛ за свою короткую жизнь видывал разные виды: с ветерком мчал по асфальтовым трактам, продавливал колею в снегах, буксовал на размытых дождями проселках, мертво сидел в лесных колдобинах, пока не выручал трактор; подносился, обшарпался, принял вид безотказного работяги. Он возил все, что можно возить: зерно и кирпич, картошку и лес, молоко и шифоньеры, удобрения и велосипеды, сено и молоко… И вот теперь ЗИЛу предстояло доставить в город необычнейшего из пассажиров — лосиху Снегурку!

Грузовик вымыли, вычистили, подкрасили. Боцман Привалов с Лешей на целых полтора метра наставили бортовую обшиву, струганые доски тепло светились.

Все это случилось без Любаши. Нет, не проспала. Подзадержалась. Надумала перед дорогой побаловать Снегурку иван-чаем. Захочет, пусть тут съест, а нет — так в городе полакомится, ну, кто там принесет ей любимую траву! Бегала за огороды, сноп нарвала. Розовые метелки огнисты, еще не погасли, и метелки, и стебли, и листья обрызнуты росой.

Дедушка с Лешей на земле прибивали к доскам лесенку из неокоренных березовых половинок. «Трап», — догадалась Любаша. Постояла и напомнила о себе:

— А я Снегурке букет принесла.

Дедушка, он держал в губах гвозди, кивнул, Леша похвалил, велел положить на крышу кабины сноп иван-чая и вдруг рассердился:

— Голована немедля прогони!

Любаша оглянулась: невесть откуда взялся этот Голован. Ну, паршивый пес! Зовешь на речку, в лес — ломается, артачится, не зовешь — увяжется, смолой прилипнет к пяткам.

— Снегурка, иди сюда… Брыкни его, Снегурка! — зловеще прошептала Любаша, вытаращив глаза. — Брыкни-и!

Эх, и рванул же Голован! Даже дедушка с гвоздями в губах улыбнулся, а важничающий Леша захохотал.

Любаша положила сноп иван-чая на голубую крышу кабины, с ЗИЛовой подножки огляделась. На траве еще горела роса. Красивее всех сверкал лист лопуха. В желобок слилось несколько капель, образовав одну, величиной с вишню, луч солнца наткнулся на нее, закончил свое движение и изливал в крупную каплю огонь. Так она сверкала, глаз не отвести!.. Влажный ствол березы, отражая свет, нежно розовел.

Любаша сама пристроилась к бригаде: подносила березовые поперечины, подавала гвозди, клещи, ножовку.

Вот и готов их трап; откинули задний борт, один конец трапа подали на площадку грузовика, другой уперся в землю, и его закрепили колышками. Первой опробовала помост Любаша. Дробными лосиными копытцами прозвучали ее босоножки сверху вниз и обратно. Оглянулась, пожалела: киношников нет, а то бы засняли и трап и ее пробежку.

Дедушка поднимался грузно. В колодце кузова огляделся, что-то соображая.

— Давай-ка, Алексей, навтыкаем в борта веток, чтоб уютней Снегурке было. И корм погрузим.

Через полчаса старый ЗИЛ никто не смог бы признать: осиновые и березовые ветки выросли на бортах. Перед тобой не кузов грузовика, а вроде бы поляна в лесу.

Тут и наступил самый ответственный момент: к машине привели Снегурку. Не на веревке, позвали, сама пришла за дедушкой и Лешей. Ни одного лося на ферме на веревке никто никогда не водил. И не собирается. Да разве удержишь на привязи, если взбунтуется!

Со Снегурки сняли ошейник с колокольцем — не в лес, в город собрались. Лосиха втянула в дрожливые ноздри воздух, на откосе верхней губы шевельнулось белое, с пятачок, пятнышко. Любаша пальцем коснулась родимого пятнышка, зашептала втайне от деда и Леши: «Снегурка, я тебе завидую… Очень завидую. Ты едешь в город на съемки фильма. Возьми меня с собой, а?.. Ну, не сейчас — потом. Ладно?»

Леша крикнул шоферу, лежавшему под березой, поднялся по трапу, показывая лосихе дорогу, и тут же вернулся назад. За ним полез на грузовик дедушка, взял, в руку Любашин букет иван-чая, ласково позвал:

— Снегурка-а, ссюда-а, ссюда-а… Скоррей — скоррей!

Лосиха удивленно торчком поставила уши, желобками вперед, глядела на деда, не моргая, словно спрашивала: «Ты зовешь меня на эту гору? И там угостишь?»

— Трогай, Снегурка! Давай! — Леша тихонько подтолкнул лосиху под зад. — И я за тобой… Ну! Раз-два…