Трон из костей дракона. Том 2 - [136]

– Энки э-Шао’сэй, – прошептал Джирики. Роскошная трава на равнине шевелилась на ветру, алые, белые и небесно-голубые флаги трепетали, точно цветы, среди многочисленных шпилей. – Последний и величайший город Лета.

– Но… где… это?… – выдохнул Саймон, пораженный и околдованный красотой города.

– Не где, а когда. Мир не только огромнее, чем ты думаешь, Сеоман, он еще и намного, намного старше. Энки э-Шао’сэй давно лежит в руинах. Он находится к востоку от великого леса.

– В руинах? – не поверил Саймон.

– Это последнее место, где зидай’я и хикеда’я жили вместе, до Расставания. То был город великих ремесленников и невероятной, удивительной красоты; даже ветер в башнях звучал, как музыка, а светильники в ночи сияли, точно звезды. Ненаис’а танцевала в лунном свете у лесного озера, и восхищенные деревья клонились, чтобы на нее посмотреть. – Он задумчиво покачал головой. – Все исчезло. То были дни Лета моего народа. А сейчас для нас наступила глубокая Осень.

– Исчезло?… – Саймон все еще не мог понять и принять столь ужасную трагедию.

Ему казалось, он может протянуть в зеркало руку и коснуться пальцем одной из острых, точно игла, башен, чувствовал, что из его глаз вот-вот хлынут слезы. Дома больше нет. Ситхи утратили свои дома… они стали одинокими скитальцами в этом мире.

Джирики провел рукой над зеркалом, и оно затуманилось.

– Да, исчезло, – сказал он. – Но до тех пор, пока остается память, Лето существует. Даже Зима проходит. – Он повернулся, долгим взглядом посмотрел на Саймона, и горестное выражение лица юноши вызвало у ситхи сдержанную улыбку.

– Не нужно горевать, – сказал Джирики и похлопал Саймона по руке. – Красота и свет не полностью исчезли в нашем мире – пока нет. И не все прекрасные места превратились в руины. Еще остается Джао э-тинукай’и, где живут моя семья и народ. Быть может, когда-нибудь, если мы оба благополучно вернемся из этих гор, ты его увидишь. – На лице Джирики появилась странная улыбка, он о чем-то задумался. – Быть может, увидишь…

Остаток подъема на Урмшейм – еще три дня по узкой, опасной тропинке, ледяной ленте с вырубленными на ней упорами для рук и ног; две ночи, которые они провели, стуча зубами в ужасном холоде, – прошли для Саймона, точно быстрый и болезненный сон. И сквозь страшную слабость, что его наполняла, он держался за Лето – дар Джирики, да, именно дар! – и находил в нем утешение. И даже в те мгновения, когда его замерзшие пальцы пытались держаться за выступ, а онемевшие ноги старались остаться на тропе, он думал о том, что где-то есть тепло, мягкая постель и чистая одежда – и даже горячая ванна! Все эти вещи существовали, если он сможет не поднимать голову и выбраться отсюда живым.

Когда прекращаешь об этом думать, промелькнула у него мысль, оказывается, что в жизни не так уж много вещей, которые тебе действительно необходимы. Хотеть слишком многого даже хуже, чем быть жадным: это проявление глупости, напрасная трата времени и усилий.

Отряд медленно двигался по склону горы, и солнце вставало у них за правым плечом. Воздух становился болезненно разреженным, им приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дыхание; даже выносливый Джирики и никогда не жаловавшийся Ан’наи теперь шли медленнее, казалось, будто их движения сковывает тяжелая одежда. Слудиг и Эйстан еле переставляли ноги, и только Бинабик сохранял бодрость. Гриммрик пришел в себя благодаря эликсиру тролля, но часто дрожал и кашлял.

Периодически ветер усиливался, и тогда тучи, обнимавшие плечи Урмшейма, метались, точно оборванные призраки. Тут и там медленно вырастали молчаливые соседи Урмшейма, их зазубренные пики проводили возвышенные советы где-то далеко над поверхностью Светлого Арда, равнодушные к грязным и ничтожным картинам у их подножия. Бинабик, с легкостью дышавший разреженным воздухом Крыши Мира, как если бы он сидел в кладовой Наглимунда, указывал своим задыхавшимся спутникам на широкий скалистый Минтахок на востоке, а также другие горы, где находился его родной Иканук.

Их маленький отряд добрался до цели неожиданно, когда половина горы еще нависала над ними. Они преодолели очередной карниз, веревка между ними натянулась, точно тетива, каждый новый вдох обжигал легкие, и тут один из шедших впереди ситхи издал странный свистящий крик, и они поспешили за ним; всем хотелось поскорее узнать, что их ждет впереди. Бинабик, возглавлявший связку, остановился на гребне горы, слегка покачиваясь, чтобы сохранять равновесие.

– Дочь Гор! – выдохнул тролль, и из его рта вырвалось облачко пара.

Он стоял неподвижно несколько долгих мгновений, и Саймон осторожно сделал последние несколько шагов.

Сначала он увидел лишь очередную снежную равнину, дальше вставала новая белая стена, которая открывала справа небо и серию отвесных заснеженных скал, уходивших вниз от склона Урмшейма. Он повернулся к Бинабику, чтобы спросить, что заставило его так неожиданно вскрикнуть, но вопрос умер у него на губах.

Слева долина уходила глубоко в гору, а ее дно медленно поднималось вверх, где высокие стены постепенно смыкались. И на самой вершине, устремляясь к треугольнику серого неба, высилось Дерево Удун.