Саймон и Мириамель ехали молча; принцесса впереди. Они спускались в долину на дальней стороне горы. Проехав около лиги, Мириамель повернула на север, так что теперь они скакали дорогой, по которой отряд Джошуа пришел в Гадринсетт.
Саймон спросил ее, почему она выбрала такой маршрут.
— Потому что на этой дороге тысяча свежих следов, — объяснила Мириамель, — а поскольку Джошуа знает, куда я направляюсь, было бы глупо ехать прямым путем. Ведь наверняка он уже обнаружил наше отсутствие.
— Джошуа знает, куда мы едем? — Саймон был рассержен. — Я несколько менее осведомлен.
— Я скажу тебе, когда мы будем достаточно далеко, чтобы ты не мог вернуться за одну ночь, — ледяным тоном сказала принцесса. — Тогда они уже не смогут поймать меня и заставить вернуться.
Больше она не ответила ни на один вопрос.
Саймон сощурился на груды мусора, окаймляющие широкую разбитую дорогу. Целая армия теперь уже дважды прошла по ней, не говоря о меньших отрядах, приходивших на Сесуадру и в Новый Гадринсетт; Саймон подумал, что пройдет немало времени, прежде чем трава скроет следы опустошения.
Вот откуда, наверное, берутся дороги, подумал он и улыбнулся, несмотря на все свое беспокойство. Я никогда не думал об этом раньше. И может быть, когда-нибудь здесь будет настоящая королевская дорога — мощенная булыжником, с трактирами и дорожными станциями… А я видел ее, когда она была всего лишь разбитой копытами полоской земли.
Конечно, можно было предположить, что, как бы ни повернулись события в грядущем, появится и король, который позаботится о дорогах. Из того, что Джеремия и другие рассказывали о положении дел в Хейхолте, не очень-то было похоже, что Элиас когда-нибудь думал о таких вещах.
Они ехали дальше вдоль Стефлода, отливавшего серебром в призрачном свете луны. Мириамель все так же молчала, и Саймону начинало казаться, что они едут уже много дней, хотя с полуночи прошло еще совсем немного времени. От нечего делать он наблюдал за Мириамелью, с одобрением глядя на ее освещенное луной лицо, — наблюдал до тех пор, пока принцесса раздраженно не велела ему прекратить пялиться. Чтобы хоть чем-то занять себя, он стал повторять Рыцарский канон и другие поучения Камариса; когда выяснилось, что этого ему хватило не более чем на пол-лиги, он стал распевать песни о Джеке Мундвуде. Позже, когда Мириамель отвергла еще несколько попыток завязать разговор, Саймон принялся считать усеявшие небо звезды, похожие на крупинки соли, рассыпанные по черному деревянному столу.
Наконец, когда он уже был уверен, что скоро сойдет с ума — и точно так же уверен, что эта ужасная ночь будет длиться не менее недели, — Мириамель придержала коня и показала на рощицу в полулиге от широкой колеи будущей дороги.
— Здесь, — сказала она, — здесь мы остановимся и поспим.
— Я еще совсем не хочу спать, — солгал Саймон. — Так что, если хочешь, мы можем ехать дальше.
— Это глупо. Я не хочу завтра при дневном свете оказаться на открытом месте. Позже, когда отъедем подальше, сможем продолжать путь и днем.
Саймон пожал плечами:
— Как скажешь.
Он сам хотел этого приключения — если только это было приключением, — так что теперь надо было переносить все тяготы как можно веселее. В первые мгновения их бегства он вообразил — в течение тех нескольких минут, в которые вообще разрешал себе думать, — что Мириамель будет более дружелюбной, когда уменьшится опасность скорой встречи с поисковыми отрядами Джошуа. Вместо этого она, казалось, к концу ночи стала даже еще более мрачной.
Деревья на вершине холма росли тесно, образуя почти непроницаемую стену между их маленьким лагерем и дорогой. Они не стали разводить костер — Саймон должен был признать, что это разумно, — а вместо того разделили при лунном свете воду и немного вина и сжевали по кусочку припасенного принцессой хлеба.
Когда, завернувшись в плащи, они улеглись бок о бок на свои подстилки, Саймон внезапно обнаружил, что вся усталость куда-то улетучилась — у него не было ни малейшего желания спать. Он прислушался, и, хотя дыхание Мириамели было тихим и ровным, она тоже не казалась спящей. Где-то в тени деревьев тихо пел одинокий сверчок.
— Мириамель?
— Что?
— Ты должна сказать, куда мы едем. Тогда я гораздо лучше смогу защищать тебя. Мне же надо составить какой-то план.
Она тихо засмеялась:
— Я обязательно скажу тебе, Саймон, но только не сегодня.
Он нахмурился, глядя на мерцающие среди ветвей звезды.
— Очень хорошо.
— А теперь ты должен поспать. Это будет труднее, когда взойдет солнце.
Неужели во всех женщинах есть что-то от Рейчел Дракона? Похоже, они действительно просто обожают говорить ему, что он должен делать. Он открыл рот, чтобы сердито сказать, что как раз сейчас не нуждается в отдыхе, но вместо этого широко зевнул.
Он попытался вспомнить, что собирался сказать, и незаметно заснул.
Во сне Саймон стоял на берегу огромного моря. От пляжа, лежавшего прямо перед ним, тоненькая земляная насыпь вела к небольшому островку, видневшемуся довольно далеко от берега. На островке не было ничего, кроме нескольких высоких белых башен, сверкавших в свете яркого послеполуденного солнца, но башни эти совершенно не интересовали Саймона. Перед ними, появляясь и исчезая в их тройной тени, расхаживала крошечная беловолосая фигурка в синем. Саймон был уверен, что это доктор Моргенс.