Трон императора: История Четвертого крестового похода - [48]

— Велите ему сражаться, молю вас, ваше преосвященство! Иначе он будет плохим воином, — настаивал Отто. — А это отразится на всех, кто служит вместе с ним.

Конрад нахмурился, глядя на Отто.

— Сын мой, — сказал он, — ты не просто воин, ты воин Христа.

— Я буду воином под шестифутовым слоем глины, если всю зиму проведу без еды и крова, ваше преосвященство, — возразил Отто. — А благодаря этому идиоту, — он опять пнул меня коленом в спину, — больше ничего нельзя добыть мирным способом.

— Заткнись! — пискнул я и свернулся калачиком на своей стороне подстилки.

— Если не участвовать в битве, то никакой пользы от этого не будет, разве не так, ваше преосвященство? — продолжал спорить Отто. — Симон де Монфор ничего не добьется своим благородным отступлением.

— Симон собирается покинуть армию и отправиться прямо в Сирию, — объявил Конрад. — Он не будет завоевывать Задар, он не примет крова от задарцев и не позволит, чтобы зима помешала ему двигаться вперед. Он пример для всех пилигримов.

— Если не считать того, что он ослабляет армию, — сказал Грегор.

Конрад печально кивнул.

— И вы не хотите, чтобы я тоже так поступил, — заключил Грегор.

— Истинно так, — печально кивнул Конрад.

— Неужели вы хотите, чтобы он напал на католиков? Не может быть! — упрямо твердил я, привстав с подстилки.

— Хочу, чтобы он остался с армией, — сказал епископ и вновь повернулся к Грегору. — Но бритт прав, надеюсь, ты не станешь сражаться.

— Вы хотите, чтобы мы отсиделись в шатре? — резко спросил Отто. — Простите, ваше преосвященство, но это не сделает нас хорошими христианами, это сделает нас женщинами!

— От женщины требуется кое-что еще, — едва слышно вставила свое слово его прачка-кухарка-посудомойка-любовница, занятая приготовлением вечерней трапезы.

Грегор расстроенно посмотрел на Конрада. Я проникся к Грегору сочувствием. Его кукловоды совершенно не справлялись со своей работой: я провалил все дело, Бонифаций вообще куда-то исчез, а Конрад опять темнил.

— У этой проблемы нет решения, которое удовлетворило бы всех, — сказал Конрад, как всегда увиливая от прямого ответа. — Есть только множество моральных компромиссов.

— Мне не придется идти на компромисс, если я вступлю в бой, — объявил Отто.

— Если Грегор воздержится от боя, ты должен поступить так же, — сказал епископ.

— Чепуха, ваше преосвященство, — возразил Отто. — Он мне не начальник и не подчиненный, а сводный брат, и моя мать была знатнее.

— Я рыцарь, а ты нет, — напомнил Грегор. — И я тебя старше.

— А я оплачиваю почти все наши расходы, — парировал Отто. — И буду сражаться, если захочу, и никакой это не компромисс.

Конрад мрачно посмотрел на него и решил его поправить:

— Твой компромисс, сын мой, в том, что ты позволишь венецианцам превратить себя в их наемника. И если ты не понимаешь, в чем здесь компромисс, значит, нам с тобой предстоит еще много работать над твоей духовностью. С другой стороны, компромисс Симона заключается в том, что он ослабляет армию в преддверии будущих сражений, уводя своих людей и призывая остальных покинуть поле брани. Грегор вообще не хочет идти ни на какие компромиссы и потому при данных обстоятельствах рискует проявить бездействие, так как другого выхода не видит. — Епископ повернулся к Грегору. — Оценка справедлива?

Грегор задумчиво поморщился.

— Да, ваше преосвященство, — ответил он.

Конрад вновь обратился к Отто:

— Поэтому лучшим решением для Грегора будет то, которое позволит совершить меньше всего зла. Если это означает остаться с армией, но отказаться применить оружие против задарцев, то пусть так и будет. Это достойный компромисс. Обладай ты подлинным достоинством солдата, пусть даже тебе не хватает христианского сострадания, ты пошел бы тем же путем, вместо того чтобы пресмыкаться перед венецианцами.

Получив наконец приказ, которого он так ждал, Грегор разогнал серый туман и снова засиял золотом. Он незамедлительно вышел из шатра и обратился к германцам, высоко держа над головой факел, который излучал меньше света, чем сам Грегор. Наш доблестный рыцарь объявил, что не собирается никуда уходить, но в битве участвовать не будет. Ему не нужно было просить их последовать его примеру. Золотой свет вполне гарантировал, что так все и сделают. По крайней мере, одному из нас стало легче на душе.

16

Когда мы проснулись на следующее утро, Отто в шатре не было.

Чтобы так бесшумно исчезнуть, требовалась большая ловкость. Шатер был просторный, но, дабы не замерзнуть, мы все спали вповалку, прижавшись друг к другу, под накинутыми внахлест одеялами: Лилиана с одного края, затем Отто, Грегор и два оруженосца с обеих сторон от меня, ближе к выходу (им было поручено следить за мной). Ничего волнующего в такой близости не было, даже когда Отто, решив погреть руки, сунул их под юбку Лилианы и принялся рассказывать, что он там нашел.

Видимо, на рассвете, сыром и холодном, нашему юноше каким-то образом удалось выпутаться из-под одеял, никого не разбудив — даже любовницу и брата, лежавших с обоих боков, — и покинуть шатер в полных доспехах и с мечом. Даже я, спавший очень чутко, не шелохнулся. Лилиана проснулась первой, поняла, что случилось, и произнесла вслух, почти весело: «О господи!» Это и разбудило всех нас.