Троллейбус без номеров - [83]

– Лунатичка, – прошипела Аня со второй парты, где они с Машей очень удобно устроились за Сашиной спиной. – Небось, в очередной раз обдолбалась. Говорят, ее в дурку положили, вот она и не ходила.

– В дурку? – удивленный Машин шепот было слышать еще противнее, и Саша особенно громко читала этот чертов текст, стараясь сконцентрироваться только на нем.

Хватит. Нагеройствовалась уже. Так нагеройствовалась, что принесла матери очень много боли. Не хватало еще, чтобы ее опять вызвали в школу за драку. Истинная смелость состоит вовсе не в том, чтобы бросаться на обидчика с кулаками, вдруг подумалось Саше. Она в том, чтобы этого обидчика проигнорировать.

Так сказал бы Владлен, и от этой истины ей стало чуточку спокойнее. Сейчас. Сейчас окончится урок – еще полчаса – а потом еще один, потом надо сдать пересказ и можно будет в очередной раз пойти с Олей на крышу. У Оли сегодня праздник – после долгих мытарств она сдала пробный ЕГЭ по английскому аж на девяносто семь баллов, а потому позвала ее скоротать время перед огромной вечеринкой с кучей людей.

Сашка знала, что у человека могут быть и другие друзья, помимо тебя, но это не плохо и не больно. Это абсолютно нормально, ведь так бывает у всех. Кроме нее самой.

У Саши так уж повелось, что каждый человек, которого она встречала на своем пути, становился ее единственным и лучшим другом – а потом либо предавал ее, либо исчезал из ее поля зрения. Так случилось с Аней, подругой детства, с Владленом, и, скорее всего, так будет с Олей, и со всеми, кто ей попадется. Это не плохо и не хорошо. Скорее, закономерно.

Саша все читала текст, а потом долго и муторно отвечала на вопросы, выслушивая блеяние своих одноклассников, которые были не в состоянии построить предложение из трех слов. Параллельно черкала что-то в тетради, дожидаясь звонка. Шепотки сзади жутко действовали ей на нервы, и она старалась углубиться в работу, чтобы не сорваться и не ударить, как следует эту толстую дуру носом об парту.

Наконец, прозвенел звонок, и толпа одноклассников – этот урок у них всех был последний – устремилась к выходу, создавая огромную толкучку. Саша же уселась за парту и, не торопясь, начала читать книгу по рисованию, которую собиралась вернуть в школьную библиотеку. Интересно, подумала она, а Владлен тоже занимался по этой книге? Наверное, Саше стоило бы взять у него уроки: это все «бы» теперь занимало особую стопку в шкафу Сашиных мыслей.

Аня, тем временем, сидела сзади нее и никуда не собиралась уходить. Это был очень плохой знак – Саша убедилась в этом, как только класс начал заполняться новыми людьми: отстающими, и теми, кто сдает ЕГЭ.

– Здорово, – Оля отбила ее кулачок и уселась рядом. – Что, сегодня опять на крыше?

– Да, наверное…

Саша хотела спросить, где Оля купила такую красивую резинку для волос, как вдруг Аня наглым образом влезла в их разговор.

– А ты не думаешь, что она сбросит тебя с этой крыши? – Аня говорила так громко, что на нее обернулось полкласса. – Она же в дурке лежала. Потому и не ходила ни черта. Тебе вообще не страшно рядом с ней находиться?

Ну, все, подумала Саша. Это конец. Сейчас Оля посмотрит на нее, презрительно скривится и отсядет в другой конец кабинета, только чтобы не видеть ее больше.

И Оля скривилась. Однако губы ее произнесли совсем не то, чего Саша ожидала.

– Не лезь не в свое дело, кусок дерьма жирного. Лежала – и лежала, тебе-то какое дело. Как будто больше всех надо. Смотри, чтобы тебя не положили.

И тут Саша увидела, как перекашивается Анино лицо. Оказывается необязательно было выслушивать оскорбления четыре года кряду. Ей вдруг стало легко и спокойно – впервые за то время, что они пересекались с Аней – и она засмеялась. Сплетница вдруг сдулась и как будто даже стала ниже ростом. И рухнула на стул – как колосс с глиняными ногами.

– Вы… да вы… Ты-то что смотришь, а? Лунатичка придурковатая. Сдать бы тебя в психушку, да только жаль, что твоя жирная мать тебя любит.

– Еще раз назовешь мою мать жирной, Степаненко, – голос Саши был холоден от гнева, – и я тебя изобью. Да-да, руками. И ничего мне за это не будет. Я же психическая.

Саша по-птичьи наклонила голову к плечу и широко, безумно улыбнулась, и округлила глаза: за стеклами очков они будто становились еще огромнее. А потом затряслась, дико хихикая. Смех словно прорывался наружу помимо воли.

– Чокнутая, просто чокнутая, – прошептала Аня. В глазах у нее явно читался страх.

– И что ты мне сделаешь, а? – улыбалась Саша, не замечая, что на них смотрит весь класс. – Пожалуешься своей мамаше? Так ей плевать, иначе почему я все еще не в дурке? Или твоя всемогущая мамочка в этот раз не поможет?

– Заткнись!

Два Аниных подбородка мелко затряслись, она вскочила и выбежала из класса, не забыв как следует хлопнуть дверью.

– Ничего себе малолетки распоясались, – присвистнула Оля, не замечая, как испуганно на нее смотрит Саша. – Лезут не в свои дела. С кем хочу, с тем, блин, и общаюсь.

– А тебя правда не волнует, что…

– Волнует, в некоторой степени, – Оля была не из тех, кто любит и умеет врать. – Если у тебя беды с башкой, то это твое дело. Не люблю, когда меня в такое впутывают. Не хочу быть тем самым человеком, которому придется все это расхлебывать. Но по поводу этой дуры – не парься. Просто не парься. Завидует она тебе, что ли? Все пырилась на тебя, как на явление Христа народу. Это она от злости сказала.