Трое суток, включая дорогу - [2]

По дороге в Навои трижды останавливались. Выходили дышать влажным холодным воздухом. Черная земля под ногами пахла незнакомо, пряно. День кончился. Один раз в Джизаке автобус притормозил рядом с такси: несколько пассажиров пересели — ехали куда-то в сторону от тракта.

На заднем сиденье освободились места, он сел. Засыпая, подумал:

«Через три дня соберется компания, в которой погибший провел последние часы. Если командировка в Бухару окончится без результата, к этому дню надо быть в Москве…» С отменой прямого рейса Москва — Бухара, на который он рассчитывал, дорога отбирала двое суток из трех.

Открыв глаза, Денисов увидел, что автобус стоит, в салоне зажгли свет и пассажиры вокруг смотрят в его сторону. Он взглянул в окно. На другой стороне шоссе, у обочины, приткнулся «Москвич». Рядом — в плаще, застегнутом на все пуговицы, в шляпе, в туфлях на каблуках — прохаживался невозмутимого вида, важный, невысокий человек — капитан Туйчиев.

— Поспать удалось? — спросил Туйчиев, когда Денисов, бросив на заднее сиденье сумку, уселся рядом, вытянул ноги.

— Не беспокойся. Есть что-нибудь новое?

Туйчиев уверенно тронул машину с места.

— Немного. Погибший администратор приехал за неделю до съемочной группы. Знакомых в городе не было, завтракал и ужинал в гостинице… Разнес по организациям письма, которые они заранее заготовили. «Просим выделить для съемок», «оказать содействие в съемках…» Директор картины Салтыкова показала мне их.

— Как установили, что погибшего в последнюю ночь перед вылетом не было в номере? Насколько это точно?

— В гостинице скандал по поводу пропавшего платья. Ты знаешь…

Тонкий голос Туйчиева гармонировал с его маленьким ртом, маленьким кукольным лицом. Однако под плащом, особенно в плечевом поясе, угадывались тренированные мускулы.

— …За волнениями обо всем забыли. Утром увидели: ключ от номера всю ночь пролежал в ящике.

— Мог у погибшего быть свой ключ?

— Вряд ли. Я интересовался. Кроме того, постель не примята. Как его характеризовали в Москве?

— По-разному. В юности переболел уголовной романтикой. В разводе. Живет одним днем. В то же время совестлив, добр. Писал стихи. Из тех, кто первым приходит на вокзал после того, как их поезд ушел…

— Здесь о нем примерно того же мнения. С этой съемочной группой недавно. Близко ни с кем не сошелся. Я допросил нескольких человек. В том числе директора картины.

— Бахти Гаранг мог знать, что у погибшего с собой подотчетные суммы?

— Вполне.

— А он что собой представляет?

Туйчиев подумал, сказал:

— В чем-то они похожи. Без царя в голове… Между прочим, тоже стихи писал. И довольно тонкие. Отец его и сейчас пишет.

— Погибший не мог ночь перед вылетом провести у Исматовых?

— Исключено. Гаранг и сам не ночевал дома. Сейчас поймешь. — Туйчиев плавно повел «Москвич» по кривой. — В тот вечер он был в ресторане «Зарафшан». Участвовал в драке. Столовым ножом ранил Лутфулло Закирова. После этого скрылся.

— Могли они лететь в Москву вдвоем?

Туйчиев не спешил с ответом, смотрел на дорогу.

Незаметно рассвело. Поля кончились, вдоль дороги начали появляться строения. Утро так и осталось туманным. По краям тротуаров тянулись сухие, ломкие на вид растения.

— Мог, конечно, — заговорил Туйчиев. — Сейчас вырисовываются новые обстоятельства драки в ресторане. — Лутфулло Закиров сам был с ножом, к тому же угрожал не только Истамову. Гарангу надо было явиться и все честно рассказать. Но он же «без царя в голове»! — Туйчиеву нравилось это выражение. — Тут ни в чем нельзя быть уверенным! Сейчас он здесь.

— В Бухаре?

— Его видели в Вабкенте, у родственников.

— По-твоему, я смогу с ним встретиться?

— Я сделал все, чтобы к вечеру он был в Бухаре.

— Бар, в котором видели погибшего вместе с Гарангом… — спросил Денисов. — Он в гостинице, где жил погибший?

— Да. Бар-«экспресс», так называется. С ними был Фавзи, фотограф.

— А что этот собой представляет?

— Пришлось с ним повозиться. В свое время.

— Кражи?

— Скупка краденого. Но с тех пор ничего такого не слышно. С него начнем. Сколько дней у тебя?

— Трое суток, включая дорогу. Завтра хотелось бы вернуться в Ташкент.

— Выходит, один день! Сегодняшний.

Через несколько минут они были в центре Старого города. Пыльные, без единого деревца улицы с безглазыми глухими стенами, с низкими, плотно пригнанными дверями окружили их. В одном месте Денисову бросились в глаза многочисленные купола из глины, похожие издали на груду сложенных для просушки пиал.

— Старые бани. Под каждым таким куполом своя температура. — Туйчиев свернул в тупичок, казавшийся шире других. — Им полторы тысячи лет.

Фавзи-фотограф был средних лет, худощавый. По землистому, казавшемуся застенчивым лицу блуждала рассеянная, отчасти виноватая улыбка; Денисов не мог найти ей объяснения.

— Человек этот приехал снимать фильм про калифа, мальчика и слона… — Фавзи вернул Денисову фотографию погибшего, замолчал, посчитав разъяснение исчерпывающим.

Потом он сходил в соседнюю комнату, взял чайник, отнес на кухню. Вернулся. На столе появились яблоки, миндаль с изюмом. Хозяин соблюдал закон гостеприимства.

— Мы спешим. — Поблагодарив, Туйчиев от угощения отказался.