Трое на один стул - [5]

– Я Фредерик Буль. Меня попросил приехать сюда Дэвид Файф. Что вообще происходит?

– Понятия не имею, – едва слышно произнес Вулф; после еды он обычно говорит тихо, если только его не выведут из себя. – Меня наняли, чтобы я это выяснил. Присаживайтесь, сэр. А эта молодая дама?

– Это сиделка. Мисс Энн Горен. Садитесь, Энн.

Она уже расположилась в кресле, которое я ей придвинул. Мое мнение о Поле Файфе претерпело изменения. Может, он и проявил излишнюю вспыльчивость, но соблазн был поистине велик. А следы борьбы на ее шее и щеках были, должно быть, поверхностными, поскольку никаких шрамов я не заметил. И думаю, белый халатик сиделки провоцирует куда сильнее, чем синее хлопчатобумажное платье под жакетом-болеро в тон. Но даже и в синем хлопчатобумажном платье я мог бы… но опустим это. Она же пришла сюда по делу. За кресло она поблагодарила меня холодно, без улыбки.

Доктор Буль, устроившись в красном кожаном кресле, потребовал объяснений:

– Ну так в чем дело?

– Разве мистер Файф не объяснил вам? – спросил Вулф.

– Он сказал, что Пол считает смерть Берта подозрительной и хочет идти в полицию, а Луиза, Дэвид и Винсент Таттл не в силах его отговорить. Поэтому они согласились, что попросят вас провести расследование и примут ваше решение. Дэвид повидался с вами, и вы настояли на том, чтобы побеседовать со мной. Считаю, что в этом нет никакой необходимости. Я уважаемый специалист, и я подписал свидетельство о смерти, вызванной пневмонией.

– Да, я в курсе, – прошелестел Вулф. – Но, если от меня ждут окончательного решения, оно должно быть хорошо обоснованным. У меня и в мыслях не было сомневаться в правомерности выписанного вами свидетельства о смерти, тем не менее несколько вопросов я хотел бы вам задать. Когда вы в последний раз видели Бертрама Файфа живым?

– В субботу вечером. Я провел с ним полчаса и ушел в двадцать минут восьмого. Его родственники были там же, обедали в гостиной. Ложиться в больницу Берт отказался. Я установил ему кислородную палатку, но он постоянно срывал ее, не хотел лежать под ней, и все тут. Я так и не сумел уговорить его, как не сумела и мисс Горен. У Берта были сильные боли, по крайней мере, он так говорил, но температура опустилась до ста двух градусов. Вообще он был трудным пациентом. Никак не мог заснуть, и я попросил сиделку ввести ему четверть грана морфина, как только разойдутся гости, и если этого окажется недостаточно, то через час повторить. Предыдущим вечером он также получил полграна.

– Затем вы вернулись в Маунт-Киско?

– Да.

– Вы предполагали, что той ночью он может умереть?

– Конечно нет.

– Значит, вы удивились, когда в воскресенье утром вам сообщили, что он скончался?

– О да. – Буль обхватил ладонями подлокотники кресла. – Мистер Вулф, я терплю это только потому, что обещал Дэвиду Файфу. Вы ведете себя глупо. Мне шестьдесят. Я практикую уже тридцать с лишним лет, и добрая половина моих пациентов удивила меня тем или иным образом: у одного слишком сильное кровотечение, у другого слишком слабое, у кого-то аллергия на аспирин, у кого-то нет температуры, хотя анализ крови говорит об обратном, кто-то живет, когда по всем статьям должен умереть, а кто-то умирает при благоприятном прогнозе. Такова судьба врача общей практики. Да, смерть Бертрама Файфа стала неожиданностью для меня, но подобных случаев было достаточно. Я очень тщательно осмотрел тело через несколько часов после кончины и не обнаружил ничего, что заставило бы меня сомневаться в причине смерти. Поэтому я выписал свидетельство.

– Почему вы осматривали тело очень тщательно? – по-прежнему едва слышно спросил Вулф.

– Потому что сиделка оставила его одного посреди ночи – была вынуждена оставить – и я не сумел быстро найти замену. Мне удалось договориться лишь о том, чтобы другая сиделка пришла к семи часам утра. При таких обстоятельствах я счел разумным провести более тщательный осмотр.

– И вы абсолютно убеждены, что причиной смерти стала пневмония и что не было никаких способствующих факторов?

– Нет, конечно же нет. Абсолютная убежденность – редкость в моей профессии, мистер Вулф. Но я достаточно убежден, что у меня были все основания констатировать смерть от естественных причин и выписать свидетельство. Имелись все признаки того, что Бертрам Файф, говоря языком обывателей, умер от пневмонии. Я не играю словами. Много лет назад другой мой пациент также скончался от пневмонии, только это случилось холодной зимней ночью в комнате, где кто-то оставил открытыми окна. В случае же с Бертрамом Файфом стояла жаркая летняя ночь и окна были закрыты. Апартаменты оборудованы кондиционером, и я велел сиделке поддерживать в комнате восемьдесят градусов, поскольку пациенты с пневмонией должны находиться в тепле. Она так и делала. Для того пациента, о котором я упоминал, распахнутые окна и метель действительно стали способствующими факторами, но в случае с Бертом таких факторов не было.

– Вы превосходно разъяснили этот вопрос, доктор, – одобрительно кивнул Вулф, – однако из сказанного вами возникает новый. Кондиционер. Что, если после ухода сиделки кто-то повернул регулятор температуры в крайнее – самое холодное – положение? Остыла бы тогда комната настолько, чтобы вызвать смерть вашего пациента, когда вы предполагали, что он выздоровеет?