«Трое на качелях» и другие пьесы - [17]

Шрифт
Интервал

. А значит, этот мир…

Капитан (перебивая). … есть лучший из миров. Это не мои слова. Автора не знаю…

Профессор. Это сказал Вольтер. Устами своего героя.

Капитан. Лично я с ним абсолютно согласен. И с тем, и с другим.

Промышленник. Впервые в жизни встречаюсь с подобным видом оптимизма, таким идиотским, таким отвратительным, таким…

Капитан (явно цитируя кого-то). Если не можешь лечь в постель с самой красивой женщиной на свете, представь себе, что лежащая с тобой в постели женщина и есть самая красивая на свете!

Промышленник (Профессору). Слышали! (Капитану, начиная кипятиться). А это кто сказал? Какой-нибудь слепец?

Капитан. Это сказал мой дядя, который в свои девяноста не знал, что такое очки.

Промышленник (распаляясь). Значит, «представить себе», да? А как быть утром? А днем, при ярком свете? Или ночью, когда она встанет в ванную комнату, и включит свет?.. (С отчаянием в голосе). Господи, о чем я спорю! И почему вообще я с разговариваю с этим типом!

Капитан. А что еще остается делать, чтобы убить время!

Промышленник. Это единственное, что может служить оправданием… Слава Богу, ни слова больше о смерти и мертвецах…

Капитан. Пардон, пардон! Честно говоря, не понимаю, почему эта тема, вгоняет вас в такой пессимизм…


Промышленник не отвечает, листает телефонную книгу.


(напевая «Вернись в Сорренто»). Так прекрасна даль морская/ И влечет она сверкая/ Сердце нежа и лаская/ Словно взор твой дорогой…

Профессор (Капитану). Но и вы… вы ведь тоже не такой оптимист, каким хотите казаться, не так ли? Утверждение, что этот мир – лучший из миров… скажем так, в какой-то мере двусмысленно.

Капитан (продолжая напевать). Слышны в рощах апельсинных/ Звуки трелей соловьиных/ Ярко ночь благоухает/ Звезды светятся вокруг…

Профессор. Судите сами. Можно произнести эту фразу так (с восторженным пафосом): этот мир – самый лучший из миров! Да-да, друзья, братья, товарищи! Из всего бесконечного многообразия миров судьба подарила нам самый лучший!.. А можно иначе (похоронным тоном): ничего не поделаешь, синьоры! Этот дерьмовый мир, в котором живем, – самый лучший из всех возможных. Поэтому не надейтесь, что в наших силах его улучшить. Аллес капут!.. Ну? Что вы на это скажете?

Капитан. А что я могу сказать! Если кому-то захочется сделать свою жизнь сложнее, чем она есть на самом деле… Знаете, что ему скажут на это в казарме?

Промышленник. Пошлют к такой-то матери!

Капитан. Видите, даже он знает.

Промышленник. Мне вот интересно, это так необходимо – говорить, говорить, говорить… Ведь если потом кто-нибудь спросит, о чем мы тут все время болтали, вряд ли кто-нибудь из нас вспомнит, о чем. Чешем языками попусту, и всё. К тому же, вы мешаете. Из-за вашей болтовни я не могу сосредоточиться и прочитать хотя бы строчку!

Капитан. Ясное дело! Нет литературы, сложнее телефонной книги! Ха-ха! Куча действующих лиц, да еще у многих из них одинаковые фамилии.


Промышленник, в сердцах захлопывает справочник, вскакивает и уходит в ванную комнату.


Никак опять обиделся!

Профессор. Не думаю. Просто нервничает немного.

Капитан. Еще бы не нервничать! Вбил себе в башку, что умер, вот его и трясет. Ко всему надо относиться спокойнее. Умер, не умер, держи себя в руках. Еще первый день не прошел, а он так разнервничался. А впереди целая вечность… (Напевает из «Санта Лючия»). Вечер над морем/ Полон истомы/ Тихо мы вторим песней знакомой/ О, мой Неаполь, дали родные/ Санта Лючия, Санта…

Профессор. Вы не могли бы помолчать, минуточку. (Подходит к телефону, поднимает трубку, слушает). Н-да, глухо. Нет гудка.

Капитан. А кому вы собирались звонить?

Профессор. Жене.

Капитан. В такое время?

Профессор. Да. Хотел спросить, я дома или нет.

Капитан. Вижу и вы заразились от нашего друга. Это уже эпидемия.


Внезапно звонит телефон. Оба замирают. Дверь ванной комнаты распахивается, из-за нее выглядывает Промышленник и тоже замирает, как парализованный. Телефон звонит и звонит.


Промышленник. Кто-нибудь, наконец, ответит или нет?

Капитан. Это не меня, я не жду звонка.

Профессор. Почему бы вам этого не сделать? Ответьте.


Пауза. Еще пара звонков и телефон умолкает.


Промышленник. Ну вот! Неужели, черт побери, было так трудно снять трубку?

Профессор. Взяли бы и сняли.

Промышленник. Но вы были ближе к телефону, чем я!

Профессор. Ну и что? Зато вас это волновало больше, чем нас обоих!

Промышленник. По-вашему, это причина бросаться к телефону?

Профессор. А разве нет? Вы волнуетесь, он (показывает на

Капитана) …спокоен, а я вовсе не причем… Так что, если и есть кто-то, кто должен снимать трубку…


Неожиданно телефон звонит снова.


Капитан. Ладно, не спорьте, я отвечу. Смотрите и учитесь! Рыцарь без страха и упрека отвечает по телефону! Вот он снимает трубку. (Поднимает трубку). И говорит (громовым голосом): «Алло! Фирма „Инфомак“, пансион „Аврора“, издательство „Минервини“ – на выбор!.. Кого?… Нет, мои соболезнования, здесь таких нет, вы ошиблись номером… Не извиняйтесь, бывает… Да, вы правы, поздновато… Нет-нет, вы нас не разбудили… И вам того же». (Кладет рубку). Ошибся номером, хотел поговорить с каким-то Коласкони.

Промышленник. А первый звонок?


Еще от автора Луиджи Лунари
Трое на качелях

«Просторное помещение, похожее на элегантный салон роскошной фирмы, гостиничный холл или нечто подобное. В глубине помещения широкое окно, выходящее на город. Кресла, бар-холодильник, удачно отделанный под интерьер, столик с журналами, служебная конторка или стойка – чье-то рабочее место. Три входных двери: одна боковая справа, другая боковая слева, третья – воображаемая, расположена на просцениуме и обращена к зрительному залу. Четвертая, которую тоже хорошо видно публике, ведет в ванную комнату с туалетом.


Маэстро и другие

Открывается номер небольшим романом итальянского писателя, театроведа и музыкального критика Луиджи Лунари (1934) «Маэстро и другие» в переводе Валерия Николаева. Главный режиссер знаменитого миланского театра, мэтр и баловень славы, узнает, что технический персонал его театра ставит на досуге своими силами ту же пьесу, что снискала некогда успех ему самому. Уязвленное самолюбие, ревность и проч. тотчас дают о себе знать. Некоторое сходство с «Театральным романом» Булгакова, видимо, объясняется родством закулисной атмосферы на всех широтах.