Трое - [94]

Данче думает — в нем много сил, он мужчина с головы до ног и может встретить любое испытание, пережить все. И от этого ей становится радостно на душе, сердце наполняется гордостью. Она пытается представить себе, что может совершить человек, обладая такой силой. И ей кажется — все!

— Ну, пошли! — говорит Сашо, который уже успел опорожнить тарелку и бутылку.

— Закажи себе еще! — ей хочется посидеть подольше. Сейчас ребенок играет на аккордеоне без ошибок, легко, свободно. Она уже выучила мелодию наизусть. И теперь уже никогда ее не забудет.

— В другой раз! — Сашо платит и хвалит официанта-заведующего-буфетчика за вкусно приготовленного зайца.

— Жена готовит! — говорит тот. — Это весь мой персонал!

Сашо кажется странным и смешным, как это собственная жена может быть «персоналом».

Выходят. На улице темно. Еще не зажглись уличные фонари. Что ж, так даже лучше. В темноте влюбленные могут идти обнявшись, могут целоваться.

28

Люди всю жизнь ищут друга и чаще всего не могут найти. Какое счастье иметь подле себя того, в ком ты постоянно нуждаешься!

Иван

Опять эта провинциальная тишина, проясняющая мысли. Опять эта провинциальная простота, сближающая людей. И притягательная сила земли, такая возвышенная, такая чистая. Слова здесь, как бы громко их не произносили, не убегают далеко от земли.

Сохранившиеся старые дома с покрытыми снегом крышами и немыми дворами. Крутые улицы с дующим навстречу ветром — дети с санями, женщины, закутанные в шарфы, и горцы в расстегнутой на груди одежде, местный учитель музыки с посеребренными волосами и поседевшими мечтами, и газетчик на площади, злой и сердитый на всех и на все, и голубоглазая дочь начальника почты, которая глядит в окно (не явится ли принц), и огромный белый горб горы, и остекленевшее зеленоглазое небо… Что привело его сюда? Работа? И другой мог бы ее выполнить. Чувство товарищества? Оно здесь ни при чем. Тогда что? Нечто огромное, очень ясное и одновременно очень непонятное. Может быть, его можно назвать целью жизни. Или лучше — смыслом… нет, он не знает, какое слово подобрать. Наверное, нужно много слов. А в сущности это так просто. Может быть, сердце.

И, встретив капитана, он ему скажет…

К а п и т а н: — Я рад, что ты приехал!

И в а н: — Мне хотелось, чтобы мы снова были вместе!

К а п и т а н: — Я не верил, что ты вернешься! Ты же отказался остаться.

И в а н: — Тогда было одно, а теперь другое. Разница большая, как между наступлением и контрнаступлением!

К а п и т а н: — Верно. Ты тогда отступал. Тебя крепко потрепали. Но ведь паники не было, не так ли?

И в а н: — Не совсем. Паника была перед тем. Потом я опомнился. Нужно было остановиться, перегруппировать силы, отдохнуть, чтобы перейти в наступление.

К а п и т а н: — В наступление! Чтобы завоевать какую-нибудь другую женщину?

И в а н: — Вы злопамятны!

К а п и т а н: — Занять какое-нибудь место, должность!

И в а н: — Я не был бы здесь!

К а п и т а н: — Извини меня. Я хотел услышать это из твоих уст.

И в а н: — Наши разговоры всегда были искренними.

К а п и т а н: — Других разговоров я не веду! Продолжай.

И в а н: — Самым важным была проверка.

К а п и т а н: — Но она дорого тебе обошлась!

И в а н: — Вы тогда сказали «тем лучше!» И действительно, все вышло к лучшему!

К а п и т а н: — Пули всегда делают серьезное дело!

И в а н: — Может быть, я и без них очутился бы тут. Только не сразу. Испытывал бы колебания, но все же решился бы, потому что все эти вопросы непрестанно занимали меня, постоянно всплывали предо мной, и я не смог бы легко отделаться от них…

К а п и т а н: — Я в этом не сомневаюсь!

И в а н: — Все началось там, в больнице, когда я пришел в себя. Мне казалось, что я ползу по какому-то странному рубежу и все открываю заново, как младенец, но только с головой взрослого.

И открыл:

Во-первых, что я живу.

Во-вторых, что я человек.

В-третьих, что первые два открытия заключают в себе ясный смысл всего моего будущего существования. Так я каким-то чудом отделался от бремени замкнутого круга, сложных соображений, пелены условностей, инерции старого.

К а п и т а н: — Не преувеличиваешь ли ты?

И в а н: — Выслушайте меня. Никогда я не сомневался в том, каким должен быть мой путь. Верил, что каждый человек имеет свой единственный путь, который ведет к удовлетворяющему его осмыслению жизни. Думал, что так же, как растения растут неодинаково на различной почве, так и люди идут неодинаковыми путями — своим и чужим. Поэтому я долго топтался на перекрестке. Боялся, как бы не ошибиться. Думал, как найти свою дорогу. Одни мне говорили — с помощью чувства ориентации. Другие — с помощью убеждений. Третьи — соображений. Четвертые — компаса…

Теперь мне смешно. Я знал, что чувство ориентации может привести к роковой ошибке. Убеждения — это всего лишь вызубренные с ученическим усердием непонятные, чужие мысли. Соображения — это холодный расчет. А компас — такого компаса еще никто не изобрел. Теперь я знаю, что человек не должен сравнивать себя с растениями и животными, что он должен противопоставлять себя природе из чувства уважения к себе. Теперь я знаю также, что куда бы не пошел, всюду я буду на своем пути. Ибо то, что я ношу в своей груди, уравнивает все перспективы, все открывающиеся предо мной возможности. Ибо я ищу путь  д л я  с е б я, а  н е  р а д и  с е б я!