— Ну, да! В эту дверь!
Никонова, квартирная хозяйка, ворчливо показывает посетительнице дорогу и старается всю ее разглядеть, прощупать. А потом, когда та скрывается в квартиранткиной комнате, она застывает возле двери и слушает.
И поэтому-то позже весь двор узнает:
К студентке приходила жена того, ну того самого, от которого ребеночек-то, и у них вышел ужаснейший скандал!
Двор кипит и клокочет от радостного возмущения. Двор судит и постановляет согласно своему закону жизни. И приговор двора суров для квартирантки Никоновых.
Но как ни остер слух у Никоновой, но где же ей все услышать через стену?
И разве все слова, произнесенные в одной комнате, одинаково звучат в другой?
Мария недоуменно встретила пришедшую.
— Вы меня не знаете! — нервно говорит та: — Вы только моего мужа хорошо знаете... Николая Петровича...
Мария обжигается томящим румянцем, потом быстро бледнеет.
— Да, я жена его! — вызывающе повторяет пришедшая и в упор смотрит на Марию. И в ее взгляде смешиваются: презрение, гнев и страх. Робко и неумело спрятанный страх.
— Зачем вы пришли?
Марии кажется, что она сказала эти слова громко и вызывающе, но они упали в тишину комнаты почти беззвучно и бледно: — Что вам нужно?
— Я пришла к вам... Конечно, не ради удовольствия познакомиться с вами! — горько усмехается женщина: — Горе меня мое пригнало сюда к вам... Хочу испытать... узнать хочу, есть ли в вас хоть немного совести...
— Послушайте!..
И опять Мария думает, что возглас ее звенит громким возмущением, а это только шелест, тень крика. И ясно, что такой возглас не остановит эту женщину, которая пришла со своей какой-то правдой, или, может быть, за правдой, общей для нее, для Марии, для вот того закутанного в чистенькие тряпки живого комочка, тела, беззвучно дышащего на кровати.
— Да, да, хоть немного совести!.. Вы должны понять, что у Николая семья. Это не пустяк — семья!.. Ну, жену... меня... он может бросить, переменить на другую, а дети? Дети как останутся? Детей-то ведь не вычеркнешь!.. Детей не переменишь!.. Понимаете? Они ведь знают его... Они знают, что вот он их отец. Он, и никто другой! Они понимают... А вы думали об этом?.. Вы думали об этом, когда... сходились с Николаем? Вы подумали?..
Пришедшей кажется, что она говорит сдержанно, хотя и страстно и от всей души, но слова ее рвались, как отравленные стрелы, слова ее падали яростно, как неудержимая брань. И Никонова, затаившись у дверей, с удовлетворением отмечала про себя, что законная жена права, отчитывая так девчонку, которая украла у нее любовь ее мужа.
— Вы подумали?.. А каково же теперь будет детям, если отец уйдет от них вот к этому... к вашему?
— Я вовсе не... — пытается Мария прервать, остановить пришедшую. Но та не слышит, та не хочет слушать.
— Конечно, где вам было об этом думать?! Вам лишь бы удовольствие получить, заставить интересного мужчину обратить на себя внимание, поухаживать за вами, а вы чтобы поиграли с ним... Ну, вот и доигрались!.. И что теперь будет?.. Думаете, Николай бросит меня и ребят и к вам побежит? О, нет! И не ждите! Семья — это не пустяк!.. За семью я бороться буду! Семью я не позволю разрушить!..
Неожиданно голос у этой взволнованной и распаленной своими словами, своими болями женщины — срывается. Неожиданно умолкает она и в каком-то недоуменьи, в каком-то испуге начинает комкать и теребить носовой платок. И слезы тоненькими струйками проливаются из ее глаз.
— Вы сядьте, — участливо говорит Мария и смущается этого своего участия, которое ей кажется неуместным и стыдным: — Сядьте!
— Ох, боюсь я! — опускаясь на стул, сквозь слезы жалуется женщина: — Боюсь я, уйдет он к вам... Что же это тогда будет?!..
— Не уйдет!
Мария произносит эти слова совсем тихо, но женщина схватывает их на лету. Платок убран от глаз, платок беспомощно и ненужно оставлен на коленях.
— Не уйдет? Почему вы так говорите?.. Он сам вам заявил об этом? Сам?..
— Он не уйдет... Я не хочу... Он мне не нужен. Я с ним не разговаривала и не буду разговаривать...
Та, пришедшая, улавливая что-то в голосе Марии, встает и смотрит... Настойчиво, жадно, упорно. И хотя слезы еще оставили влажный и блестящий след на ее ресницах, но глаза ее зажигаются радостным изумлением.
— Вы не разговаривали?.. Значит, он у вас не был после этого? Не был?
Мария качает отрицательно головой.
— Ну... — женщина не высказывает свою мысль и вдруг омрачается новою, только-что пришедшей ей в голову:
— Да, да! Я понимаю! Вы поэтому теперь так говорите, что он вам не нужен! Да, понимаю! Он к вам глаз не кажет, а вот стоит ему только разок заглянуть к вам, вы и уцепитесь за него!.. Знаю, знаю!..
