Триумф Клементины - [82]

Лена Фонтэн минуту колебалась. Затем явилось искушение поймать соперницу на слове и начать борьбу; но, взглянув на нее и заметив иронию и насмешку в ее блестящих глазах, она потеряла мужество. Ее смущала эта энергичная личность, пугала ее неожиданная, неподозреваемая сила. Попасть под кров этой женщины было немыслимо.

— Мне очень жаль, что я не могу воспользоваться таким милым приглашением, — сказала она, — но я уже сговорилась с несколькими друзьями ехать в Динар.

— О, вы все-таки едете в Динар? — вскричала Клементина.

— Что вы хотите сказать этим «все-таки»? — осведомилась м-с Фонтэн.

— Я слыхала, что будто бы др-р Квистус также туда собирается. Это было бы так глупо, что я не обратила даже на сообщение большого внимания. Вы, действительно, едете туда, Ефраим?

Это было ловко расставленной западней. Это было вызовом. Она протянула свою обнаженную руку и положила ему на плечо. Другая женщина побледнела, ее глаза потеряли присущую им томность и посмотрели на него с ненавистью.

— Вы обещали…

Она произнесла эти слова прежде, чем выяснила себе их значение. Секундой позднее она готова была исколоть себя булавками за совершенную глупость. Этих слов было достаточно, чтобы Квистус ясно сознал, что он никогда не будет в Динаре. Он вежливо улыбнулся.

Pardon, дорогая м-с Фонтэн. Я ничего не обещал. Вы, наверное, еще помните мое маленькое… маленькое сравнение вороны с павлинами.

Удовлетворенная Клементина сняла свою руку.

— Конечно, дорогой Ефраим, если вы предпочитаете ехать с м-с Фонтэн в Динар…

Лена Фонтэн встала:

— Д-р Квистус вполне свободен в своих поступках. Я бы хотела, чтобы вы избавили меня от подобных разговоров.

Клементина также поднялась и протянула свою руку.

— С удовольствием, дорогая м-с Фонтэн, — кротко сказала она, — если только это будет возможно. До свидания. Очень была рада видеть вас.

Вскоре уехали и последние гости. Остались только адмирал, Томми и Этта. Они прошли в кабинет Квистуса и оставались там, пока адмирал не сообщил Этте, что лошади дожидаются уже целый час.

Томми проводил их до экипажа. Квистус и Клементина остались вдвоем.

— Я могу сказать завтра Шейле, что вы поедете в Молхэм?

— Я думаю, что да… Я думаю, что вы свободно можете ей это сказать.

— Мне очень жаль, что м-с Фонтэн не может к нам присоединиться.

— Но почему же? — не подозревая ловушки, осведомился он.

— Потому что у нее такие блестящие светские качества, — возразила Клементина.

Они замолчали. Клементина закурила турецкую папиросу и бросила ее в пепельницу.

— Ради Бога, дайте мне моего табаку, я оставила его здесь вчера.

Квистус подал ей ее табак, она свернула папиросу и закурила. Вошел Томми.

— Хотите вы позавтракать завтра со мной и детьми в Карльтоне?

— С удовольствием, — ответил Квистус.

— Знаете, — заметила она, — я там никогда не была. Это будет для меня целым приключением.

Домой она возвращалась вместе с Томми в таксомоторе. Юноша мало говорил. Он был совершенно подавлен этой новой Клементиной. Она также не была расположена к беседе. Томми был для нее теперь только маленьким пятнышком на горизонте… Мотор подъехал к ее дому на Ромнэй-Плес, и здесь произошло нечто многознаменательное. Томми протянул ей руку:

— До свидания, Клементина.

Она рассмеялась:

— Куда делись ваши манеры, Томми, почему вы меня не целуете?

Он минуту поколебался и затем поцеловал ее.

Сияющая от радости, она влетела в свою квартиру и причиной ее ликования был не его поцелуй, совсем даже нет, а то, что он колебался перед ним. Между Клементиной — рыбной торговкой и Клементиной — принцессой лежала огромная пропасть. Она знала это и ликовала. Она легла, но не могла заснуть. У нее кружилась голова. Кружилась голова от радости и счастья.

ГЛАВА XXIV

Томми, позвонив на следующее утро у двери Клементины, был встречен не Элизой, а какой-то изящной барышней в черном платье, белом переднике и белом чепце на голове. На его вопрос, является ли она новой служанкой у леди, она ответила: «Qui, monsieur»[27], и ввела его в гостиную. Он смиренно сел и стал ждать Клементину. Она вскоре вошла каким-то очаровательным видением, великолепно одетая, прекрасно причесанная, с руками, полными колец. Она повернулась перед ним:

— Нравится?

Томми взмолился:

— Клементина, дорогая, объясните мне, что значит вся эта игра, или я совсем сойду с ума.

— Я же вам говорила, что в один прекрасный день я стану леди. Этот день настал. Похожа я на леди?

— В том-то и чертовщина, — засмеялся он, — что вы похожи на эрцгерцогиню.

Они зашли за Эттой и встретились с Квистусом в Карльтоне. Завтракали они в большом веселом кабинете. Молодежь, удивленная переменой, происшедшей с Клементиной, совершенно растаяла. Она осталась великодушной, доброй Клементиной, но к ней прибавилось еще смеющееся, блестящее, радостное создание, о существовании которого они не подозревали. Квистус вернулся домой в полном восторге и окончательно сбитый с толку. Ни разу в жизни он еще не проводил два таких радостных часа.

С этих пор началось торжество Клементины Винг. С каждым днем это торжество возрастало.

Фейерверк — яркий блеск и затем тьма, был не в ее натуре. Она сожгла феникса с темным оперением, и из его пепла возник второй феникс ярких красок. Страдала она, как сама выразилась адски; во-первых, уже потому, что вновь оперившемуся фениксу нужно было иметь очень нежную чистую кожу. Она ворчала, но терпела для торжества не только одной Клементины, но и своего пола, и тех, кого она любила, и справедливости.