Триумф Клементины - [67]

Клементина, к которой он обратился с этим заявлением, пройдя молча несколько шагов, возразила:

— Я надеру вам уши, Томми, если еще раз услышу что-нибудь подобное.

Он был ошеломлен. Он отдал должную дань восхищения горячо любимому ею ребенку. Чего она еще хотела? Она прошла вперед, предоставив ему решать этот вопрос с Эттой, согласившейся, что Клементина последние два дня была в очень повышенном настроении духа. Как они не могли догадаться, что причина влажных глаз Клементины не имела ничего общего с увлечением Шейлы поющим бараном и ее желанием, чтобы ее нес Квистус? Они не могли даже представить себе действительную причину, одно предположение которой заставило бы их разразиться неудержимым хохотом. И как мог Томми догадаться, что эта фраза заставила ее переселить его из сказочной страны на землю? Что мог об этом знать Томми? Что знаем мы, мужчины, вообще о женщинах? Часто, воображая, что мы ходим по твердой земле, мы и не подозреваем, что на самом деле гуляем по краю пропасти. Мы ничего не знаем об их переживаниях и тайнах… Кто может разгадать Джиоконду? Во всяком случае, Леонардо да Винчи будет последним из них. Мы всегда знаем, как поступить в данном случае мужчине, но никогда нельзя предугадать то же самое со стороны женщины. Поэтому мы должны простить Томми, что его ошеломило заявление Клементины. Он решил искать защиты у Этты, возможно, попав из Сциллы в Харибду… Но пока что Харибда сидела и улыбалась, как самое невинное существо на свете.

Клементина и Квистус прогуливались по платформе, оставив всех своих троих детей в купе.

— Я надеюсь, что вы скоро вернетесь в Лондон? — заметила Клементина.

— Я думаю, — согласился Квистус. — После розыгрыша Гран-при Париж быстро опустеет.

— Попугай, — негодуя на утешительницу, подумала она, но ласково осведомилась: — Не все ли вам равно, пуст Париж или нет?

Он добродушно улыбнулся.

— Искренне говоря, абсолютно безразлично… Да… Мне нужно ехать домой.

— Конечно, вам придется приводить в порядок дела Хаммерслэя, но я надеюсь, что вы займете еще чем-нибудь свой ум.

— Я хочу приняться за систематический труд, — ответил он.

— Какого рода?

— Я думаю развить, — начал он каким-то оправдывающим тоном, — свою маленькую книгу «Домашнее искусство в эпоху неолита», в обширный научный трактат. Я годами собирал для этого материал и горю нетерпением начать.

— Начинайте завтра же, — посоветовала Клементина, — и когда вы почувствуете себя одиноким, приходите почитать его мне и Шейле.

Таким образом произошел неожиданный, непредвиденный союз между Клементиной и доисторическим человеком. Челюсти мертвецов бывают иногда хоть для чего-нибудь полезны.

— Все в вагон, — крикнул кондуктор.

— До свидания, дорогая Клементина, — сказал Квистус, — у нас была на этот раз памятная встреча.

— Да, это верно. Вы провожаете сейчас троих очень счастливых людей.

— Почему не четверых?

Но она криво усмехнулась и сказала:

— До свидания. Бог благословит вас и сохранит от зла, — добавила она, влезая в вагон.

Поезд тронулся под звуки арии о драгоценностях из Фауста, и Шейла посылала ему воздушные поцелуи. Он отвечал ей, пока ее бледное маленькое личико не исчезло. Затем он вернулся мыслями к Клементине.

— Самая лучшая, но и самая загадочная женщина в мире, — решил он.

Это являлось очень странным замечанием для человека, привыкшего к научной точности.

Не имея никакого понятия о загадочности, он отправился к оскорбленной им женщине, которая пригласила его завтракать вместе. Она радостно приветствовала его. Эта рыбная торговка, как она назвала в интимной беседе с леди Луизой Клементину, начала действовать ей на нервы. Даже теперь, когда она уехала, Квистус все еще оставался под ее влиянием. Ребенок был связующим звеном, и ей нужно было пустить в ход все свое обаяние, чтобы разорвать эти цепи.

После завтрака она имела серьезный разговор с Хьюкаби. Завтракавшая публика рассеялась группами по залам ресторана в Булонском лесу, и они оказались предоставленными друг другу. Их разговор в день отъезда Квистуса в Марсель имел большое влияние на их обоюдные отношения. Во время отсутствия Квистуса они стали друзьями и обменивались откровенностями. Хьюкаби убедил ее в своем намерении исправиться. Он рассказал ей свою жизнь. Он никогда не отказывался от работы, но она как-то странно бежала от алкоголика; он был учителем, журналистом, компилятором в Британском музее; он бросался всюду; он не имел предрассудков в финансовом отношении. Его знал голод. Лена Фонтэн содрогалась при мысли об ужасах, через которые он прошел. Теперь он добивался только чистоты душевной, телесной и окружающей среды. Она поняла. Она всегда имела материальную чистоту; но так же, как и он, должна была стремиться к чистоте своей жизни. Для него, для мужчины с природным стремлением к честному труду, это не представляло труда. Но какие горизонты могли открыться для нее, усталой женщины с разбитой душой? Она в свою очередь передала ему инциденты своей жизни, от которых он содрогнулся.

— Забудьте их, забудьте их… — посоветовал он.

Она горько улыбнулась.

— Что может быть хорошего для хищной птицы, решившей принять вид голубя?