Тритогенея Демокрита - [7]

Демокрит, выкупив Диагора, научил его грамоте и дал ему свободу, когда отправлялся в длительное путешествие.

Наконец подали овечий сыр, соленые маслины, очищенный миндаль, горячие каштаны. Девушки в одеждах из легких белых тканей внесли большую корзину с венками из роз, ночных фиалок, сельдерея и мирта и стали обносить гостей. Каждый выбирал себе венок с учетом того, какой больше нравится и какой надежнее всего защищал его во время предыдущих пирушек от опьянения.

— На мой лысый котел что-нибудь понежнее, — попросил Протагор. — Сельдерей, например. К тому же его можно будет съесть при желании… А Подкидышу — из колючих роз. Сквозь войлок его волос не проникнет ни один шип.

— Меня зовут Алкибия, — шепотом произнесла девушка, возлагая на голову Демокрита венок из душистых фиалок. — Я дочь Клиты…

Перед Демокритом стояла улыбающаяся смуглянка. Тени на лице мешали разглядеть цвет ее глаз, но ослепительной белизной сверкали ее зубы, и повязка в гладких волосах горела голубыми, зелеными и красными огоньками камешков-самоцветов.

— Ты очаровательна, — сказал ей Демокрит. — Четверо стало Харит¹⁹.

— Попроси у Дамаста меня и Клиту, — сказала Алкибия и коснулась ладонью лба Демокрита. — Попроси…

Она быстро отошла. Потом Демокрит видел, как Диагор поймал ее за руку и не отпускал до тех пор, пока не пришли виночерпии.

Демокрит почувствовал, как в нем вспыхнул и погас гнев против Диагора. Вспыхнул, когда Диагор схватил Алкибию за руку и стал что-то нашептывать ей на ухо, угас, когда разум сказал гневу: «Алкибия принадлежит Дамасту. Солнце не всходит раньше зари».

Виночерпии трижды обошли пирующих, когда Дамаст встал с ложа и произнес речь в честь лозы Диониса²⁰. Это была традиционная речь, в которой хозяин дома, прославляя вино, приглашал своих гостей, обретающих вместе с выпитым вином дар красноречия и ораторскую смелость, произнести тост и тем самым блеснуть перед всеми своей мудростью. На юношеских пирушках братья обходились без речей — миртовую ветвь перебрасывали друг другу, и тот, кому она доставалась, исполнял под кифару песню.

После сколий²¹ загадывались загадки, показывались фокусы, исполнялись танцы на вертящемся гончарном круге, затевались азартные игры в кости. Но то — на юношеских пирушках. Здесь же собрались солидные мужи, отцы семейств, обремененные годами и мудростью. Легкомысленные песенки и танцы на гончарном круге — все это прошло. И как быстро, как быстро!

Покидая Абдеры, Демокрит пировал с юнцами, а вернувшись, попал на симпосион старцев, потому что и сам уже не молод. Иные народы определяют жизнь человеку в семьдесят лет, иные — в сто. От тридцати восьми до семидесяти — тридцать два. Это меньше, чем прожито. А прожитое кажется не длиннее одного мига.

Отяжелевший от пищи и вина, Протагор неохотно поднялся с ложа, кряхтел, охал. И словно в отмщение за эти муки, за беспокойство, причиненное ему, произнес речь, повергшую всех в уныние.

— Я хочу прославить Гарпократа, бога молчания, — сказал он. — Самое величественное в мире — это тишина. И самый мудрый должен молчать, ибо величайшая мудрость — в молчании. Все наши знания не стоят и одного слова. В мире нет закона, нет порядка, ничто не следует из другого. Все разрозненно и бессмысленно. Да здравствует Гарпократ! — Протагор выпил и опустился на ложе, которое заскрипело под ним, как телега под тяжестью бычьей туши.

— Кубок Демокриту! — приказал виночерпиям Дамаст. — Пусть скажет Демокрит!

Виночерпий подбежал к Демокриту с большим рогом, окованным по срезу золотом. Рог был тяжел от вина и холоден. Демокрит встал, кивком головы поблагодарил Дамаста. Потом повернулся лицом к Протагору и какое-то время молча глядел на него. Диагор, думая, что Демокрит решил, по совету Протагора, молчать, засмеялся, захлопал ладонью по своему бедру.

— Не торопись, — сказал Диагору Демокрит. — Впрочем, все поэты таковы: они бегут впереди философов, возвещая миру не истину, но звук истины.

— Ты — философ? — усмехнулся Протагор.

— Я философ, — ответил ему Демокрит. — Почему ты спросил об этом?

— Я уже сказал: мудрый должен молчать.

— И камень молчит. Кто скажет, что камень — мудрец? Кто скажет, что мертвый — мудрец?? Мудрость — удел живых. Цель мудреца — просвещать умы живых. Так поступали мудрецы всех времен — они учили других. Чему может научить других молчащий мудрец?

— Молчанию, — ответил Протагор.

— Значит, лучшим учителем мы должны назвать смерть.

И орфики²² считают так. Они говорят, что жизнь — это терпеливое приготовление к смерти. Этому же учит и ныне здравствующий в Афинах философ Сократ. Но многие, которые мудрее других, утверждают, что лучшее для человека — жизнь и что за пределами ее — ничто. И если жизнь — праздник, то лучшим угощением на этом празднике является знание, Протагор.

Мы возникли из глины и воды. В глину и воду обратимся мы после смерти. Бессмертно то, из чего состоит наше тело. Но нет бессмертной души.

Есть горячая, светящаяся, как огонь, подвижная, ликующая и страдающая смертная душа. И нужно делать все, что она умеет: петь, говорить, кричать, мыслить, молчать, двигаться, взлетать, если можешь, и падать в безмолвие, когда наступает срок. Знания избавляют человека от ненужных страданий и указывают ему путь к удовольствиям.