Тритогенея Демокрита - [15]

— Впрочем, пустое, — сказал себе Демокрит. — Зачем усложнять простую и совершенную вещь. — Он подумал при этом об уже существующих солнечных часах, изобретение которых предание приписывает милетцу Анаксимандру, жившему более века назад.

В солнечном треугольнике, отбрасывая длинную тень, стоял кувшин. Демокрит сел, протянул к нему руку. В кувшине оказалось козье молоко. Демокрит отпил несколько глотков. Молоко было еще теплым и пенистым, пахло мокрой травой.

— Разве у нас есть черная коза, Клита? — крикнул он в дверь.

— Черная? — отозвалась со двора нянька. — Откуда ты взял, что она черная?

Демокрит вышел из дома, потянулся, щурясь на солнце.

— Коза черная, — сказал он няньке, — недавно окотилась, паслась под дождем. Где она?

— Да вон, за оградой, — ответила Клита. — Я привела ее на рассвете из стада Дамаста — так он велел. Она действительно недавно окотилась, паслась под дождем.

— И черная?

— Черная.

— То-то же! — захохотал Демокрит. — Когда я выпил первый глоток молока, я узнал, что коза черная, когда выпил второй — что она после первого окота. О том, что она паслась под дождем, я узнал, когда поднес кувшин к носу… Где Алки-бия?

— Разве ты не можешь по какому-нибудь признаку узнать, где она?

— Нет, нянька, не могу. Я еще не все могу…

— Это хорошо, — облегченно вздохнула Клита. — Плохо жить рядом с человеком, который все и обо всем знает.

— Это почему же плохо, Клита?

— Страшно, — ответила она. — Ничего не скроешь, ничего не соврешь…

— А зачем скрывать и врать, Клита?

— Не знаю. Но так заведено между людьми… Дамаст спрашивал меня, доволен ли ты своим положением.

— Что ты ему ответила?

— Сказала, что ты доволен.

— Правильно, Клита. Жизнь на чужбине учит быть довольным своим положением, потому что кусок хлеба и ложе из соломы — приятнейшие средства против голода и усталости… А где Алкибия? — повторил он свой вопрос.

— Я отправила ее на рынок за медом. Ведь ты любишь мед, Демокрит?

— Конечно, нянька. Больше того, восточные мудрецы говорят: человек, который орошает свое тело маслом, а внутренности — медом, будет жить долго и без болезней… Но не опасно ли посылать Алкибию одну?

— Опасно? — удивилась Клита. — Если кошке опасно гулять среди мышей, я не стану больше посылать Алкибию на рынок одну.

— Нам следовало бы обсудить, как мы будем жить дальше, Клита, — сказал Демокрит, садясь на камень у стены дома.

— И то верно, — согласилась Клита. — Надо обсудить. — Она подошла к Демокриту, прислонилась плечом к стене. — Говори, Демокрит.

— Я мало что смыслю в практической жизни, нянька. Большую часть жизни я провел в гостях. У меня никогда не было своего дома и своего хозяйства. Боюсь, что я напрасно послушался тебя и остался здесь. Не за себя боюсь: скитания приучили меня к жизни суровой. За вас боюсь, за тебя и Алкибию: из теплого и обеспеченного дома вы перебрались в старый и пустой хлев, иначе этот дом не назовешь. Конечно, я постараюсь каким-либо способом заработать немного денег… Приобретать деньги не бесполезно, но добывать их неправыми путями — вот худшее из дел, Клита. Я же не ремесленник, не земледелец. Что я могу? Дать полезный совет? Но разве можно требовать, чтобы за совет платили?

— Протагор учит детей и берет за это большие деньги.

— Мне некогда заниматься обучением детей, Клита. Всех детей не обучишь, а те немногие, которым передашь свои знания, передадут ли их другим? Знания, которые я приобрел, не должны пропасть для будущих поколений. Я собрал их там, где другие не смогут собрать. Я должен записать все, что узнал, увидел, к чему пришел путем размышлений. Но чтобы записать все это, мне понадобятся годы, Клита.

— Предсказывая погоду, ты мог бы разбогатеть…

— Однажды мое предсказание не сбудется, и меня назовут обманщиком. Ведь стоит сделать среди тысячи добрых дел одно злое, и ты прослывешь злым. Мои предсказания не всегда сбываются. А назвав меня обманщиком, люди не поверят и тому, что будет истинного в моих книгах. Ради малой пользы нельзя забывать о большой пользе, ради своей выгоды — общую выгоду.

— Ты умеешь лечить людей? — спросила Клита.

— Нет. Я знаю много способов, как из трав и жидкостей составлять исцеляющие снадобья. Люди, которые сообщили мне эти способы, не брали с меня денег. И я не возьму, Клита.

— Ну что ж… — вздохнула Клита. — Не требуй тогда многого от меня и Алкибии. Мы же будем счастливы тем, что станем жить подле тебя. Никакая нужда нас не разлучит, а все прочие беды не коснутся нас: твоя мудрость и доброта, Демокрит, помогут нам избежать их. Я поцелую тебя, Демокрит.

— Спасибо, нянька, — ответил он, подняв лицо. — Спасибо.

Клита наклонилась и дважды поцеловала Демокрита в глаза. Демокрит хотел встать, но Клита остановила его, положив ему руку на голову. Попросила:

— Никому не продавай Алкибию. Никогда.

— Я дам ей свободу, — ответил Демокрит. И взглянул на Клиту, у которой из глаз потекли слезы. — Не плачь, Клита, — Демокрит встал и обнял ее. — Ты же до конца дней останешься со мной, потому что я боюсь потерять тебя.

Клита перестала плакать. Обеими ладонями легонько оттолкнула Демокрита и сказала, улыбаясь:

— Ладно. Слишком много радости для одного дня. Как бы не вспугнуть ее лишними разговорами. Алкибия — совсем ребенок. Не рано ли ты даешь ей свободу, Демокрит?