Тристан и Женевьева (Среди роз) - [2]

Тристан, как сын законного пэра королевства, потребовал показать мальчиков. Ричард всячески пытался уклониться, но Тристан упорно стоял на своем.

Вот тут-то и вмешался Букингем, который был вернейшим сторонником Ричарда, при его восшествии на престол. Букингем заявил, что каждый, кто не будет способствовать подавлению мятежа, вспыхнувшего на юге страны – считается предателем.

Тристан же, вежливо, но твердо отказался от участия в походе и добавил, что не принесет извинений за свое поведение, пока король не докажет свою непричастность к смерти детей.

Вопрос так и остался открытым в тот вечер, когда трое молодых людей покидали Лондон. Джон и Томас – достаточно пьяны, а Тристан – погруженный в невеселые раздумья. Он стремился достичь Большого замка засветло. Недавно отстроенное, вполне современное сооружение было предназначено скорее для комфортабельной жизни, чем для обороны.

Это был прекрасный дом, который становился для Тристана еще притягательней и прекрасней, при мысли о том, что там ожидала его жена Лизетта.

– Ха, – посмотри-ка на него Джон! – скорчив гримасу отвращения, вскричал Томас. – Посмотри на его лицо – на лицо человека, который не интересуется больше плотскими удовольствиями! Он же думает о ней! – Джон рассмеялся. – Ну да! Я бы тоже думал о ней, живи она в моем доме!

– Но ведь, она же его жена! – не отступался Томас. – Жена! Ба! Это всего лишь такая маленькая изящная штучка, являющаяся частью вашего имущества и достатка. Тристан! Милорд! Мой дорогой друг, Тристан! Ведь ты же знаешь, что жена создана, отнюдь не для радости! Радость дают другие, те девицы из таверны, они специально для того и существуют!

Юный лорд рассмеялся и подъехал ближе к Томасу. Он приобнял друга за плечи и грустно покачал головой.

– Эх, Томас! Томас! Сынок, мальчишка, дитя! Ты не прав. Шлюхи предназначены не для любви. Настоящую любовь нельзя купить, ни за какие деньги! Лучше, пой свою песню, Томас! Моя жена любит меня. И она всегда так счастлива, когда встречает меня! В эти минуты ее лицо прекраснее всего: оно просто сияет, а глаза глядят прямо мне в душу… И как же, Томас, я могу теперь желать другую? Аромат моей Лизетты сладок, вкус ее тела свеж, как весенний воздух, а от твоих шлюх несет, как из свиного загона.

– Брак совсем изменил его, – сказал уныло Томас, обращаясь к Джону.

Тристан расхохотался, запрокинув голову, и Джон заглянул в его глаза, такие темные, как безлунное ночное небо, глаза цвета индиго, и расхохотался вместе с ним.

Тристан и Лизетта и в самом деле были счастливой парой… Их брак был устроен отнюдь не по соображениям любви, но уже через полгода, молодые люди, так сильно привязались друг к другу, что окружающие только разводили руками, ибо на такие отношения между ними никто прежде не смел и надеяться.

Тристан был высок, как дуб и мускулист, как породистый жеребец. Лизетта была необычайно красива, с пышными темно-каштановыми волосами, мягкими движениями, музыкальным голосом и ангельским лицом.

Браки, подобные этому, случались крайне редко, их союз благословляли сами небеса. И в дополнении ко всему Лизетта носила в себе наследника Тристана.

Томас искоса посмотрел на Джона.

– Господи, да он же говорит, как поэт!

И оглянулся на человека, которому был беспредельно верен.

– О, она прекрасна, милорд! Прекрасна как ангел, красива и благословенна. И сладка, слишком сладка и хороша для тебя, о грубый солдафон! Но сэр, развлечения, о которых мы только что говорили…

Джон прекратил смеяться.

– Томас, ты же сам женился на богатой вдове с пышными усами, что ты можешь знать о счастье Тристана?

Тристан не смог сдержать при этих словах громкого смеха. И, вправду, жена Томаса была богата, благодаря своему прежнему мужу – меняле, но в дополнение к своему богатству она была страшна как ведьма.

Однако у нее был весьма острый ум, и Томасу она пришлась по душе. Уже через год жена родила ему крепкого здорового мальчика, и поэтому сейчас Томасу оставалось только попытаться отшутиться.

– Чтоб тебе заразиться сифилисом, Джон! – вскричал он с притворным ужасом. – А уж если ты и найдешь такую женщину и женишься на ней, то пусть она будет холодной, как монахиня!

Плизэнс уже собирался ответить Тайдуэллу, но слова застряли у него в глотке, ибо он увидел вдруг, как нахмурился де ла Тер. Лицо Тристана внезапно стало таким суровым, что Джон невольно отшатнулся от него.

Лицо графа де ла Тер было удивительно обаятельным, когда он смеялся, и становилось таким жестоко-суровым, когда он бывал рассержен чем-либо. Много раз Джон возносил хвалу небесам за то, что он с Тристаном, а не с его врагами. Теперь лицо Тристана было таким мрачным, что казалось сама ночь спустилась на него и изменила весь облик лорда.

Озабоченность, настороженность, предчувствие близкой опасности – вот что ясно читалось на его красивом лице.

– Тристан, в чем дело? – …Джон проследил за взглядом друга, устремленным вперед.

И тут Джон Плизенс все увидел сам. Они подъезжали к ферме на самой окраине земель де ла Тера. Сумерки наступали быстро и трудно было что-либо разглядеть, но даже в полутьме было видно, что ферма недавно горела. Дым все еще поднимался в вечернее небо. Де ла Тер пустил своего коня галопом. Друзья, моментально протрезвевшие, моментально последовали за ним.