Триста пятидесятый год – перезагрузка - [14]

Зима пришла намного позже привычной российской. Хотя, если подумать — это неизбежно. Японский остров Хонсю, на который я свалился — это относительно узкая полоска суши между глубокими морями. Такая масса воды не только смягчает перепады температуры, но и замедляет их. Море охлаждается сильнее всего тогда, когда солнце уже на полпути к весеннему равноденствию.

Местные справляются с холодом очень оригинально. Нет, они не прячутся между соломенными тюфяками. Вместо этого, ослабляется мораторий на огонь вне общей кухни. В центральной яме каждого дома жгётся маленький костёр. Даже дети, ошалев от редкой возможности поиграть с огнём, носятся с ветками. А когда от костра остались только угли — на яму сверху кладется квадратный, на совесть закопченый бамбуковый щит. Оставляя с четырех сторон круглой ямы места ровно настолько, чтобы спустить ноги до колен в тепло.

Не уверен, но устройство немного походит на традиционный японский стол "котацу" с подогревом. Разумеется, гораздо примитивнее, чем варианты двадцатого и двадцать первого века, что я видел на фото.

Сада подошла к организации зимнего отдыха основательно. Запас топлива, запас калебасов с местным пивом, внесезонный холодец. Кстати, я понял, откуда аматоссцы добывают желатин при полном отсутствии домашних животных в деревне. Из рыбы!

— Сада, а как часто сюда заходят торговцы? Раз в три недели? Раз в месяц? — я уже морально готовлюсь к тому, чтобы уходить из деревни. Как здесь ни удобно, в деревушке на отшибе истории не сделать.

— Летом, наверное, кто-то будет. Потом сборщики налогов. Осенью — точно будут. Самый сезон для торговли.

Что-то мне резко разонравилась идея дожидаться торговцев. Здесь не русская глубинка с редкими автолавками. Нет, много хуже. Подозреваю, что подошедшие торговцы будут совсем не с караваном. Гонять караван ради посёлка на семь семей не будут. Одна телега максимум, если повезет. Если не повезет — двуколка или вообще вьючные сумки через спину какой-нибудь полудохлой животины. А перспектива сталкиваться со сборщиками налогов, радует меня ещё меньше.

Я допил тыкву с пивом, пристроил ноги чуть ближе к огню. Надо решить, когда уходить. Весной, после посевной? Летом, когда поспеют дикие ягоды? Немедленно?

К местным, особенно к заботяшейся обо мне Саде, я привык. А вот они ко мне — вряд ли. Конечно, тут не змеиное кубло Северного Альянса. Совсем напрасно меня убивать не будут. Максимум — есть риск, что местные крестьяне пожадничают и вместо запечатанных кувшинов с лущёным женмаем отдадут в качестве налога меня. Рабство здесь уж больно обыденное. Если ты чужак — то раб автоматически, если у продавца топор, а у тебя голые руки — ты мясо для продажи "змеелюдям". Так что оставаться в деревне и нарабатывать навыки земледелия — малопродуктивно. Мне нужен социальный статус. А чтобы к нему двигаться — надо хотя бы увидеть представителей прочих социальных прослоек без риска продажи. Решено. Уходить по снегу — рановато. А вот по распутице — самое то. Решено.

* * *

Вопли "Чужак!" и топот ног за стенами прервали негу зимнего отдыха. И это не по мне. "Чужаком" меня называли только в первый день, а после моей пробы ягод аоки на вкус, к голодному путешественнику во времени как-то незаметно приклеилось прозвище "Дурак". А что тут такого? Шаманка сказала — дело сделано. Не хреноедом обозвали, и на том спасибо.

Между взвизгами детворы, послышалось "откройте божьему человеку". Это уже интересно. Кого это нам боги послали в самый мёртвый сезон?

Как ни лень было выбираться на холод, я сунул ноги в деревянные шлепанцы, что строгают местные мужики. Кстати, с туфлями, что я видел в первый день — не всё нормально. Половина деревни носит вполне приличную кожаную обувь, а животных, с которых можно кожу снять, я ни разу не видел. Неужели обдирают шкуру с человеческих трупов?

Я пробил тропинку к столовой, куда уже ввели пришельца. Народ уже большей частью собрался. Шаманка Ади стоит на входе цербером и шикает на пытающихся приблизиться детей. Но меня впустила. Значит, "вход только для взрослых". Кажута протянул мне руку, и для лучшего обзора я забрался к нему на балку. Похоже на театр.

Пришелец оказался самым старым из виденных аборигенов, даже если считать Ади. Странно, я уж думал, здесь все к сорока годам помирают. А "божьему человеку" можно смело давать все шестьдесят. Лысина, седая борода лопатой, крючковатый нос. И морщины чуть ли не в два слоя. Кстати, он оказался первым из аборигенов, кто носил что-то отличное от деревенских платьев. А именно — меха. Облезлые сапоги наподобие мокасин, меховые штаны, и жилетка. Разумеется, под жилеткой — уже знакомая белая ткань. Если бы его не назвали божьим человеком, я принял бы его за охотника. Ожерелье с длинным колокольчиком с полусферической головкой — рабочим инструментом шамана, я заметил только мельком.

Попытки Ади завести разговор пришелец проигнорировал. А остальным, включая меня, было боязно. Так что оставалось пассивно наблюдать за действом в тусклом свете углей. А действо оказалось банальным гаданием. Пришлый старик извлек из-за пазухи неровный треугольник чуть больше ладони, и положил его на угли. Через минуту до меня донесся хорошо знакомый по дежурствам в крематориии запах жженой кости. Полагаю, треугольник оказался лопаточной костью животного. Горного козла или кто тут ещё по снегам бегает.