Тринадцатый - [12]

— А теперь все по порядку и в подробностях. И про своего третьего рассказывай тоже. Короче, рассказывай все, как было, если хочешь, чтобы я тебе помог.

— Я уже пытался рассказать, только не поверили мне, — промямлил Четырин.

— Во-первых, я за других не отвечаю, а во-вторых, если хочешь, чтобы я тебе действительно помог, давай-ка, братец, выкладывай все на чистоту. У меня времени навалом, да и тебе спешить некуда, так что я весь твой. Выкладывай, а я послушаю.

— Позвонить-то можно домой, чтоб не волновались? — насупившись, пробормотал Виктор.

— Чтоб не волновались, лучше как раз пока не звонить. Сейчас с тобой побеседуем, а потом посмотрим. Право на звонок ведь еще заслужить нужно.

— Ясно. Я-то вам правду расскажу, только вы меня за эту правду в психушку определите.

— Ты давай рассказывай, а там разберемся.

— Хорошо, слушайте, только сразу предупреждаю… А впрочем… — Четырин вздохнул и стал заново вещать о том, что произошло с ним в эту злосчастную ночь.

Глава III НАКАЗАНИЕ

Дайте собакам мяса –

Может, они подерутся.

Дайте похмельным кваса –

Авось они перебьются.

Чтоб не жиреть воронам –

Ставьте побольше пугал.

А чтоб любить влюбленным –

Дайте укромный угол.

В землю бросайте зерна –

Может, появятся всходы.

Ладно, я буду покорным –

Дайте же мне свободу!

Псам мясные ошметки

Дали, — а псы не подрались.

Дали пьяницам водки, –

А они отказались.

Люди ворон пугают, –

А воронье не боится.

Пары соединяют, –

А им бы разъединиться.

Лили на землю воду –

Нету колосьев — чудо!

Мне вчера дали свободу.

Что я с ней делать буду?

Владимир Высоцкий

Метель не сдавала позиции. Дороги в городе к рассвету были заметены полностью. Мороз окреп. Складывалось ощущение, что зима длится вечность и не собирается уходить. На улицах не было ни души, бездомные собаки и те попрятались по подвалам жилых домов. Пурга сметала все на своем пути, будто разъяренный бык, который так и норовит втоптать в землю все живое. Природа восстала против людей.

Однако не все в городе боялись такой погоды. Два человека, явно под градусом, торопясь, что-то выносили с городского кладбища и грузили в старый ржавый Москвич, который каким-то чудом не только до сих пор не развалился, но еще и работал.

— Еще один заход, и валим, пока нас не запалили! — крикнул человек, одетый в потрепанную фуфайку с торчащей из-под нее тельняшкой. На голове у него была серая вязаная шапка, на ногах — валенки и непонятного цвета штаны.

— Да можно и парочку. Глянь, погода какая: ни один нормальный человек из дома в такую пургу не выйдет. Так что не меньжуй — все пучком будет.

Второй был одет так же небрежно: шапка-ушанка, темный вязаный свитер с высоким воротником, сверху старая кожанка, на ногах протертые джинсы и разваливающиеся ботинки. В целом, второй выглядел элегантнее первого и держал в руках лом.

— Слышь, Вась, а если менты?

— Да ты что? Они в темное время суток только по освещенным улицам ходят, а тут такая погода. Сам посуди, за каким чертом им сюда, здесь же дань брать не с кого, — оглядевшись по сторонам, ответил Василий.

— И то правда. Э-эх, мать честная. Погода нам на руку. Отвезем добро и можно недельку погудеть.

Оба направились в сторону кладбища. Они пробирались узким коридором вдоль железной ограды, которая, словно лабиринт, то сужалась, то раздваивалась на их пути. Снег хрустел под ногами и забивался в обувь. Завывание метели и жуткий мороз еще больше омрачали и без того унылое место скорби. Неожиданно Василий остановился и, повернувшись к своему напарнику, махнул рукой, давая понять, чтобы тот поспешил.

— Иди быстрей. Кажись, нашел, — его приятель поспешно последовал к нему. — Ну-ка глянь.

— Чего глядеть-то? И так видно, что нержавейка, а может, и люминий.

— Да ты, Ген, не кипятись, присмотрись лучше. А то припрем какую дрянь, так у нас ее никто не примет. Что тогда делать будем? Не назад же везти! — повысил тон Василий.

— Да уж точно не назад. И себе такое рановато будет, — засмеялся Геннадий.

— Ты это, гробничку-то посмотри. Может, тоже цветмет.

— Да что ее смотреть? Раз памятник из него, значит и гробничка тоже. Говорил тебе, надо было магнит взять, а то все на глазок, — деловито ответил Геннадий.

— Ты снег-то отряхни, а то ведь не видно ни шута! Тут и без магнита все видать, если присмотреться.

— Снег, снег… На, смотри, — Геннадий подошел к памятнику и смахнул рукой сугроб, из-под которого появилась нержавеющая сталь.

— Ну, убедился? Вечно ты придираешься!

— Убедился. Давай снимай гробницу, а я памятник вытащу, — Василий высморкался и приступил к делу.

Геннадий взялся вырывать гробницу из промерзлой земли. Он пытался оторвать ее, подкапывал снег с боков, бил ногой, но все его действия ни к чему не приводили. Железо вмерзло намертво, как будто его кто-то держал снизу.

— Вот зараза! Тварина мерзкая! — не выдержав, заорал он и, вскочив с колен, с силой ударил по гробнице ногой. — Так вмерзла, хрен вырвешь! Да чтоб ее!

— А ну-ка отойди. Чего разорался? Мертвых подымешь.

Василий со всего размаха вогнал лом в промерзшую землю рядом с ценным металлом и с силой навалился на него, используя как рычаг. После нескольких таких нехитрых манипуляций добыча с хрустом подалась вверх и отскочила от земли.