Трилистники - [7]

Горший — в детях вызвать трепет.

Но безвинных детских слез

Не омыть и покаяньем,

Потому что в них Христос,

Весь, со всем своим сияньем.

Ну, а те, что терпят боль,

У кого — как нитки руки…

Люди! Братья! Не за то ль,

И покой наш только в муке…

ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ

В. П. Хмара-Барщевскому

В желтый сумрак мертвого апреля,

Попрощавшись с звездною пустыней,

Уплывала Вербная неделя

На последней, на погиблой снежной льдине!

Уплывала в дымах благовонных,

В замираньи звонов похоронных,

От икон с глубокими глазами

И от Лазарей, забытых в черной яме.

Стал высоко белый месяц на ущербе,

И за всех, чья жизнь невозвратима,

Плыли жаркие слезы по вербе

На румяные щеки херувима.

^{14 апреля 1907}

^{Царское Село}

ТРИЛИСТНИК СОБЛАЗНА

МАКИ

Веселый день горит… Среди сомлевших трав

Все маки пятнами — как жадное бессилье,

Как губы, полные соблазна и отрав,

Как алых бабочек развернутые крылья.

Веселый день горит… Но сад и пуст и глух.

Давно покончил он с соблазнами и пиром,

И маки сохлые, как головы старух,

Осенены с небес сияющим потиром.

МАКИ В ПОЛДЕНЬ

>(Вариант)

Безуханно и цветисто

Чей-то нежный сгиб разогнут,

Крылья алого батиста

Развернулись и не дрогнут.

Все, что нежит — даль да близь,

Оскорбив пятном кровавым,

Жадно маки разрослись

По сомлевшим тучным травам.

Но не в радость даже день им,

Темны пятна маков в небе,

И тяжелым сном осенним

Истомлен их яркий жребий.

Сном о том, что пуст и глух

Будет сад, а в нем, как в храме,

Тяжки головы старух…

Осененные Дарами.

СМЫЧОК И СТРУНЫ

Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно — лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых.

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.

«О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно: ты та ли, та ли?»

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.

«Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? Довольно?..»

И скрипка отвечала да,

Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,

А в скрипке эхо все держалось

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.

Но человек не погасил

До утра свеч… И струны пели.

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.

В МАРТЕ

Позабудь соловья на душистых цветах,

Только утро любви не забудь!

Да ожившей земли в неоживших листах

Ярко-черную грудь!

Меж лохмотьев рубашки своей снеговой

Только раз и желала она,

Только раз напоил ее март огневой,

Да пьянее вина!

Только раз оторвать от разбухшей земли

Не могли мы завистливых глаз,

Только раз мы холодные руки сплели

И, дрожа, поскорее из сада ушли…

Только раз… в этот раз…

ТРИЛИСТНИК СТРАХА

ОПЯТЬ В ДОРОГЕ

Луну сегодня выси

Упрятали в туман…

Поди-ка, подивися,

Как щит ее медян.

И поневоле сердцу

Так жутко моему…

Эх, распахнуть бы дверцу

Да в лунную тюрьму!

К тюрьме той посплывались

Не тучи-острова,

И все оторочались

В златые кружева.

Лишь дымы без отрады

И устали бегут:

Они проезжим рады,

Отсталых стерегут,

Где тени стали ложны

По вымершим лесам…

Была ль то ночь тревожна

Иль я — не знаю сам…

Раздышки все короче,

Ухабы тяжелы…

А в дыме зимней ночи

Слилися все углы…

По ведьминой рубахе

Тоскливо бродит тень,

И нарастают страхи,

Как тучи в жаркий день.

Кибитка все кривее…

Что ж это там растет?

«Эй, дядя, поживее!»

«Да человек идет…

Без шапки, без лаптишек,

Лицо-то в кулачок,

А будто из парнишек…»

«Что это — дурачок?»

«Так точно, он — дурашный…

Куда ведь забрался,

Такой у нас бесстрашный

Он, барин, задался.

Здоров ходить. Морозы,

А нипочем ему…»

И стыдно стало грезы

Тут сердцу моему.

Так стыдно стало страху

От скраденной луны,

Что ведьмину рубаху

Убрали с пелены…

Куда ушла усталость,

И робость, и тоска…

Была ли это жалость

К судьбишке дурака,

Как знать?.. Луна высоко

Взошла — так хороша,

Была не одинока

Теперь моя душа…

^{30 марта 1906}

^{Вологодский поезд}

ЗА ОГРАДОЙ

Глубоко ограда врыта,

Тяжкой медью блещет дверь…

— Месяц! месяц! так открыто

Черной тени ты не мерь!

Пусть зарыто, — не забыто

Никогда или теперь.

Так луною блещет дверь.

Мало ль ссыпано отравы?..

Только зори ль здесь кровавы

Или был неистов зной,

Но под лунной пеленой

От росы сомлели травы…

Иль за белою стеной

Страшно травам в час ночной?

Прыгнет тень и в травы ляжет,

Новый будет ужас нажит…

С ней и месяц заодно ж

Месяц в травах точит нож.

Месяц видит, месяц скажет:

«Убежишь… да не уйдешь»…

И по травам ходит дрожь.

ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ

То было на Валлен-Коски.

Шел дождик из дымных туч

И желтые мокрые доски

Сбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,

И слезы просились из глаз;

В утеху нам куклу бросали

В то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла ныряла

Послушно в седой водопад,

И долго кружилась сначала,

Все будто рвалася назад.

Но даром лизала пена

Суставы прижатых рук,

Спасенье ее неизменно

Для новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливый

Желтеет, покорен и вял;

Чухонец-то был справедливый,

За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,

И дальше идет река…

Комедия эта была мне

В то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,

Такая игра лучей,

Что сердцу обида куклы

Обиды своей жалчей.

Как листья тогда мы чутки:

Нам камень седой, ожив,

Стал другом, а голос друга,

Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,

Что с ним родился только страх

Что в мире оно одиноко,

Как старая кукла в волнах…

ТРИЛИСТНИК СУМЕРЕЧНЫЙ