Тридевятые царства России - [87]

Жарко.

Ночью была гроза – страшная. Молния била в сопку прямо над моей головой. Дождь даже не лил. Грохот разрывал небо и землю, как глупый дырявый мешок. В комнату залетел комар и своим писком не дал мне спать.

Маленькое послесловие к части первой

Любопытные вещи узнал я во Владивостокском краеведческом музее имени Арсеньева. Оказывается, основатель русского Приморья и строитель Владивостока адмирал Невельской родился в деревне Дракино Нерехтского уезда Костромской губернии. Года два назад проезжал я через эту деревню и запомнил: название запоминающееся. А дед питерского писателя Вадима Шефнера, книги коего согревали меня в студенческие годы, был во Владивостоке генералом. А лейтенант Пётр Петрович Шмидт тут проходил службу – возможно, под началом Шефнера. А гласный Владивостокской городской думы Н. П. Матвеев – дед известного эмигрантского поэта Ивана Елагина, а также и дед известной советской поэтессы Новеллы Матвеевой. Таким образом, Новелла Матвеева («А где-то есть страна Дельфиния») и Иван Елагин («Здесь дом стоял и тополь рос. Ни дома // Ни тополя…») – двоюродные брат и сестра – через Владивосток. И, наконец, известный актёр Юл Бриннер – потомок богатого владивостокского купца Юлия Бриннера.

Как скрестились над зеленью владивостокских бухт эти жизненные линии! Кострома, Кронштадт, Севастополь, Москва, Лос-Анджелес… И мой дальний родственник, энтомолог и авантюрист Николай Флегонтович Иконников – ловил здесь бабочек накануне революции. Умер он потом во Франции. Остатки его энтомологической коллекции доживают век у меня дома, в Петербурге, в десяти тысячах вёрст от Приморья.

В ботаническом саду Владивостока цветут разнообразные лилии. Они прекрасны и мокры, ибо опять дождь. Я хожу между гряд, весь мокрый, занавесив голову капюшоном, и – дышу. Далеко отсюда, в порту, грузится контейнеровоз «Капитан Кремс» – осколок некогда великого советского торгового флота. Завтра я на нём ухожу отсюда – на Сахалин. Если, конечно, всё сложится благоприятно: не налетит тайфун, не отрубится электричество, не случится забастовка в порту, не разыграется очередная война между губернатором, мэром, начальником «Дальэнерго» и прочей нечистью…

Ближайшая к ботаническому саду железнодорожная станция называется красиво: «Океанская».

Без адреса

Я, (Имя), видел Вас во сне. Точнее,

не видел. Тихо стукалась вода

в иллюминатор. Свет стоял. Видна

дорожка блёклая. Её теченье —

как светленькая юбка возле ног

красавицы – такой, как Вы… Простите

за пошлый комплимент. Перелистните.

А утром уходил Владивосток

в туманное и влажное пространство,

где нет ни Вас, ни берега, ни скал…

В небытие, должно быть. Я искал

страничку с Вашим адресом. Напрасно.

Поэтому я к Вам пишу – туда,

куда не ходят письма, и откуда

не ждут ответа. Моросит. Простуда

мне обеспечена. Кругом вода.

Сон вспомнился – в котором я не видел

Вас – но о Вас там было. Там

Вы – чувствовались. Кажется, я к Вам

стремился на свидание… Не выйти

из кожи слов. Вот море – мир иной,

в котором всё есть то, что есть. Не надо

вымучивать слова. Дыханье взгляда,

банальное, как чайки за кормой.

Сейчас идём проливом Лаперуза.

Тем самым. Тихо. Сумерки. Вдали

я вижу край японския земли,

и маячок, как зёрнышко арбуза,

чернеет на чуть видимом мыске.

В нём луч – фонарь эпохи Карафуто.

Как странно, что – о Вас. Ведь наяву-то

о Вас не вспоминалось. На песке.

Чем дальше мы, тем души наши ближе.

Закон исхода. Дальше, чем теперь —

нам никогда не быть. Крылечко, дверь,

ступеньки… Там встречают… Кто? Не Вы же!

Не Вы. Вам не понять. Поднять рукав,

закрыться от луча, в ворсинки тычась…

За десять тысяч вёрст! За бездну тысяч

мгновений! – Вдруг вот эта близость. Встав

сегодня с левой, я хлебнул из фляги.

В ней было – что всегда. Ещё на раз

осталось. Я не помню Ваших глаз.

Наверно, серые. Конец бумаге.

Я Вас… Я к Вам… Простите. Лабуда.

Да Вы и не прочтёте. Лбом об правду.

Сойду на берег – в никуда отправлю.

И сам отправлюсь. Дальше. В никуда.

Куда ж нам плыть? Шар всюду одинаков.

Я видел Вас… Или не Вас… Строка

упёрлась в краешек листка. Пока.

Двадцатое июля. Рейд. Корса́ков.

Сахалин

«Попажа»

Контейнеровоз «Капитан Кремс». Он идёт Японским морем, и я «иду» на нём. Надо же!

Помните, рассказывая о странствиях по Озёрному краю, я упоминал эти замечательные термины: «попадать», «попажа». Это очень точно. В России всюду приходится не ходить или ездить, а «попадать». Может, попадёшь, а может, не попадёшь. Ничего заранее не известно.

Вопрос: как попадать из Владивостока на Сахалин? Ответ: никак. Из Европы глядя, кажется, что от Приморья до Сахалина – шаг шагнуть. Уж если во Владивосток из Питера добрался, так уж из Владивостока на Сахалин в два счёта перепрыгнешь. На самом деле расстояние между Владивостокским Золотым Рогом и рейдом сахалинского порта Корсаков – примерно тысяча километров. И преодоление их – смесь везения и искусства. Типичная «попажа». Причём попажа явно «худа».

Нет, конечно, если денег много… Самолёт летает из Владивостока в Южно-Сахалинск. Час полёта. Стоит столько же, сколько от Москвы до Иркутска. В общем-то, деньги. Есть другой путь, сравнительно дешёвый: поездом Владивосток – Сов. Гавань до станции Ванино; там – паромом через Татарский пролив до Холмска; ну, оттуда всё равно в Южно-Сахалинск, ибо все дороги на Сахалине начинаются от Южного. Но труден этот путь, тернист и непредсказуем. Поезд дребезжащий, вагоны старые, грязные; тащится он кругалём, медленно-медленно, особенно после Хабаровска, по связующей ветке на БАМ. Горы, дичайшая тайга, жилья нет; дизельный локомотив, отчаянно чадя, ползёт вверх и вниз по сопкам и распадкам. Население поезда скучает, пьёт водку… Ну, в общем, трудное путешествие, почти двое суток. Прибыли в Ванино – здесь роковой вопрос: пойдёт ли паром? В советское время ходил четыре раза в сутки; теперь – один раз, а бывает, что и вовсе не идёт: топлива нет или погода плохая… Ни узнать об этом заранее, ни купить заранее (во Владивостоке) билеты – невозможно. Итак: попал на паром – повезло; не повезло – сиди в Ванино и жди… С гостиницами там понятно как.