Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [166]

Между французами и их голландскими союзниками постоянно сохранялось нервозное раздражение, которое то вспыхивало с новой силой, то затихало, а на противоположной стороне Максимилиан Баварский непрерывно держал в опасении венский двор, и дружеские отношения между Австрией и Испанией не раз оказывались на грани разрыва.

Перед послами всех стран стояла двойная задача: вести переговоры в интересах своего правительства и сеять рознь между противниками. Усилия испанских дипломатов в отношении голландцев были направлены на то, чтобы разорвать франко-голландский союз, и в конце концов им это удалось. Имперские дипломаты стремились разрушить франко-шведскую коалицию и настроить против Франции ее германских союзников. Французы в вопросе германских католиков добивались отторжения Баварии от Австрийского дома Габсбургов. Эта хитросплетенная игра всех против всех еще более усложнялась присутствием разнообразных малых государств на периферии европейского конфликта – делегатов от короля Португалии, Швейцарской конфедерации, герцогов Савойского и Лотарингского.

Война по-прежнему, хотя и в незначительной степени, оставалась гражданской войной в Германии, и как бы мало местные интересы ни влияли на Вестфальский конгресс, их невозможно было полностью игнорировать. Не имея возможности управлять ходом войны, два князя, которые периодически пытались сформировать германскую партию, в очередной раз попытались заявить о своих правах уже на мирных переговорах. Иоганн-Георг Саксонский и Максимилиан Баварский действовали поодиночке; центристская партия слишком часто не оправдывала надежд, чтобы у кого-то еще оставалось желание ее возродить. Однако в клубке переговоров в Мюнстере и Оснабрюке отдельные нити саксонской и баварской политики стремились к одной и той же цели – по мере сил решать дела империи без деспотического вмешательства каких-либо иноземных держав.

В своей лебединой песне оба князя проявили те особые качества, которые давно уже отличали их политические курсы: Иоганн-Георг, как всегда, был слишком прямолинеен, а Максимилиан – слишком уклончив в своих планах. Иоганн-Георг с самого начала поставил себе целью утрясти главные разногласия между германскими католиками и протестантами в надежде, что таким образом ни те ни другие не будут испытывать соблазна позвать на помощь иностранцев для разрешения этого ключевого конфликта. Его политика была бы эффективнее, если бы он сумел добиться успеха пораньше. Германия сама справилась со своей религиозной проблемой, но уже после того, как французы и шведы выдоили из нее все желанные преимущества.

Максимилиан вел более сложную политику. Испании он опасался больше, чем Швеции или Франции. Поэтому он настаивал на том, чтобы запросы Франции и Швеции удовлетворялись сразу же, чтобы Эльзас отдали французам, Померанию – шведам, так чтобы ни у первых, ни у вторых не оставалось поводов лезть в германские дела. Он воображал, что после этого с оставшимися без поддержки протестантами будет легко справиться, а мощная католическая конституционалистская партия сможет с позиции силы разговаривать с императором и его испанскими союзниками без дальнейшего иностранного вмешательства. Он был готов пожертвовать территориальной целостностью Германии ради ее внутреннего сплочения в борьбе против императора и Испании.

Его курс оказал больше влияния на конгресс, чем планы курфюрста Саксонского, и привел к катастрофическим результатам. Он обеспечил Померанию Швеции, Эльзас – Франции, не получив при этом никаких гарантий того, что они не будут вмешиваться в конституционные проблемы, и не объединив католическую партию для противостояния императору. Империя не сохранила ни конституционную, ни территориальную целостность, французы использовали Максимилиана в своих целях, а шведы вообще не обратили на него внимания. Германские правители рангом пониже и в Оснабрюке, и в Мюнстере продолжали выпрашивать помощь у любой иностранной державы, какая на тот момент была готова ее оказать. Пытаясь совладать с этим последним кризисом, Иоганн-Георг и Максимилиан справились не лучше тех, кто пробовал до них.

4

За первый год конгресса, от его открытия в декабре 1644 года до приезда Траутмансдорфа в ноябре 1645-го, ситуация на фронтах складывалась не лучшим для императора образом. В первые дни 1645 года Торстенссон, командовавший шведским контингентом на Эльбе, пересек Рудные горы и к четвертой неделе февраля уже быстро приближался к Праге. У Янкова (Янковице), примерно в 30 километрах от Табора, его перехватили и вынудили принять бой смешанные имперско-баварские войска. С самого начала чаша весов склонилась в его сторону. Местность была очень неровная, заросшая густыми лесами, так что вместо решающей битвы, в которой проявилось бы численное превосходство врага, состоялась серия отдельных схваток. Сперва Торстенссон искусным маневром переиграл Гетца, командующего неприятельской кавалерией, а затем, поставив его в невыгодное положение, атаковал и рассеял его войска. Сам Гетц погиб во время бегства, и, как только весть о его смерти дошла до пехоты, та в панике бежала, побросав орудия. Когда баварская кавалерия Мерси и Верта вместе с имперскими резервами Гацфельдта попыталась отбить наступление шведов, их героические усилия в условиях пересеченной местности и возникшего численного перевеса противника привели только к тяжелым потерям. Фельдмаршала Гацфельдта взяли в плен, а остатки баварской и имперской кавалерии бежали в сторону Праги.