Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [129]

Местность к югу от Нёрдлингена с ее ровными, округлыми холмами и густо рассыпанными рощами была непригодна для того типа генерального сражения, который предпочитали тактики XVII века. Имперские и испанские войска заняли более ровный участок перед самым городом, а их авангард разместился на гребне холма, возвышавшегося над дорогой в город. Шведская армия заняла гряду более низких холмов чуть поодаль, примерно в полутора километрах к юго-западу. Чтобы деблокировать город, шведам пришлось бы спуститься в долину и пройти мимо грозных аванпостов противника.

Безрассудно импульсивный, кардинал-инфант выслал вперед небольшой отряд мушкетеров занять перелесок на самом краю холма, лежавший непосредственно на пути возможного продвижения неприятеля. Отряд оказался слишком мал, и вечером 5 сентября войска Бернгарда оттеснили его и заняли форпост, обеспечив тем самым важный плацдарм на дороге к городу. Майор, командовавший отрядом, сдался в плен, и его немедленно доставили к Бернгарду, который ужинал у себя в карете, по-видимому в чрезвычайно дурном настроении. На вопрос о численности испанских подкреплений пленный офицер дал ответ, близкий к истине, – около 20 тысяч. Бернгард обругал его; по его сведениям, заявил он, их не более 7 тысяч, и, если пленник не скажет правду, он прикажет повесить его на месте. Майор стоял на своем, и Бернгард сердито велел его увести. Горн, находившийся в карете вместе с ним, по большей части помалкивал, но по гневной реакции Бернгарда и поспешному выдворению пленного было ясно, что Горн еще не вполне определился с решением, давать ли бой, и мог передумать, если бы оказалось, что Бернгард с неуместным оптимизмом преуменьшил численность испанских сил.

Между тем недалеко от них в штабе имперцев проходил военный совет. Галлае открыто обвинил кардинала-инфанта в том, что тот послал в перелесок слишком мало солдат, но принц успокоил его банальным, но утешительным ответом – что сделанного не воротишь; в остальном же кузены планировали действия на завтрашний день, почти не обращая внимания на старших по возрасту. Они договорились усилить размещенные на холме войска, чтобы подготовить их к вероятному нападению неприятеля. Основная часть армии должна была сосредоточиться на открытой местности перед городом, немцы впереди, испанские войска позади, чтобы укреплять линию там, где возникнет необходимость, и отбивать любые вылазки из города. Измотанный гарнизон Нёрдлингена был настолько малочислен, что не представлял никакой опасности для тыла. Под началом принцев находилось 33 тысячи человек – около 20 тысяч пехотинцев, считая великолепно обученную и дисциплинированную испанскую пехоту, и 13 тысяч конников[78].

Бернгард уступал противнику в численности, как бы он ни отказывался в это поверить. Все вместе протестантские войска насчитывали немногим более 16 тысяч пехоты и 9 тысяч конницы, и все они испытывали нехватку снабжения. И тем не менее Нёрдлинген нужно было деблокировать. Посоветовавшись, Горн и Бернгард пришли к выводу, что, если им удастся выбить врага с форпоста на холме и самим занять его, Фердинанд не сможет удержать своих позиций перед городом и будет вынужден отступить. Поэтому они решили маневрировать для занятия холма, по возможности не провоцируя общее сражение. Горну на правом фланге следовало ночью подойти под самые склоны холма и атаковать его на рассвете. Бернгард на левом фланге должен был выйти по дороге между холмами на открытую равнину, вывести войска перед неприятельскими линиями и своим угрожающим видом не позволить врагу послать подкрепление к своим товарищам на гребне высоты. Предполагалось, что оба военачальника должны тесно взаимодействовать, хотя и находясь довольно далеко друг от друга; однако они не учли находившегося между ними пояса лесов, все еще покрытых густой листвой и на следующий день помешавших им видеть действия друг друга. Обоюдная ревность не предвещала ничего хорошего для совместной операции, и хотя в наступивший день ни один из них не предал другого, тем не менее потом оба винили друг друга в провале.

С самого начала все пошло не так. Горн или скорее его командиры провалили ночное наступление. Предполагалось, что первыми пойдут пехота и легкая артиллерия, но вместо этого с авангардом послали фургоны и тяжелые орудия, и они, застревая и опрокидываясь на узкой грязной тропе, ведущей вверх по склону, так грохотали, что предупредили врага и дали ему время окопаться и подготовиться к атаке.

К ясному восходу солнца 6 сентября Горну наконец-то удалось собрать войска в укромном месте под склонами холма. Теперь он намеревался бросить в атаку пехоту, а когда та завяжет бой с передними рядами имперцев, закончить дело кавалерийским ударом с фланга, застигнув неприятеля врасплох. Генерал полагал, что достаточно ясно изложил свои намерения, и поехал на вершину холма, чтобы разведать позиции при дневном свете. И тут же один из его полковников, ошибочно оценив ситуацию, приказал кавалерии атаковать. Таким образом, все распоряжения Горна пошли прахом, и, хотя его конница оттеснила с поля боя часть имперцев, теперь шведской пехоте пришлось атаковать без поддержки кавалерии и под неослабным огнем противника. Тем не менее удар оказался настолько яростным и организованным, что имперцы, в которых еще со времен Лютцена засел ужас перед шведами, бежали, побросав орудия. Две несчастливых случайности подпортили шведам победу. При поспешном наступлении на позиции две бригады шведской пехоты приняли друг друга за противника, и некоторое время их невозможно было расцепить. А кроме того, прямо посреди войск, которые уже одерживали верх, взорвался брошенный имперцами пороховой склад.