Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства - [23]

Соперничество внутри габсбургского лагеря неминуемо должно было разгореться. Император был чужд национальным интересам, его немецкие советники и союзники хотели удержать за собой господство после победы, им надлежало уже в ходе войны обеспечить Германии финансовое могущество, не меньшее, чем у испанского короля. Для этого Германия должна была овладеть балтийской торговлей, которая стала бы неиссякаемым источником ее обогащения. Более того, это могло способствовать падению испанского могущества.

Во второй половине XVI в. и первой половине XVII в. из американских колоний в Испанию притекал поток все новых и новых богатств, в частности серебра, как ни расхищались поставлявшие его испанские галеоны смелевшими с каждым годом английскими и голландскими пиратами. На эти-то заморские богатства испанские Габсбурги и покупали те армии и армады, которыми они с таким ожесточенным упорством старались поставить Европу на колени перед Испанией. Притом лишь небольшая часть этих богатств непосредственно доставалась казне. Львиная же доля попадала в руки испанской светской и духовной знати, удовлетворявшей свои прихоти со сказочной расточительностью. Накачивание несметных колониальных сокровищ в экономический организм Испании вызывало в нем рыночную лихорадку: цены на товары непрерывно росли. Благодаря высоким ценам Испания стала обетованным раем для купцов-посредников, которые через любые таможенные преграды привозили товары из соседних стран, где цены стояли более низкие, и таким образом наживали огромные барыши. Эти привозные дешевые товары душили испанское производство, неконкурентоспособное из-за тяжких налогов, а, в свою очередь, испанские золото и серебро, выкачиваемые за границу в обмен на товары, широкой рекой разливались по Европе и оплодотворяли, подстегивали производство других стран — особенно Англии, Франции, Нидерландов. Но купцы-посредники, соперничая между собой, мало-помалу и там вздули цены на закупаемые товары, хотя и не до испанского уровня, и «революция цен» довольно быстро распространилась по всей Западной Европе. В особенности возросли цены на продукты сельского хозяйства в связи с ускоренным ростом промышленности.

Теперь на огромные барыши мог рассчитывать тот, кто вез хлеб и другую сельскохозяйственную продукцию в страны, прилегавшие к Атлантическому побережью, из более отдаленных стран, из Восточной Европы, куда «революция цен» проникла лишь в очень ослабленной форме. Хотя исследователями установлены как бы отдельные волны «революции цен», докатывавшиеся до Польши и до Московского государства, в общем цены на восточноевропейском рынке были в XVI–XVII вв. значительно более устойчивыми и низкими, чем на западе. Причину этого, может быть, следует видеть в том, что на пути этих волн стояла своего рода плотина в лице Германии — раздробленной на множество княжеств, каждое из которых имело свои таможенные заставы, свои пошлины, свою монетную систему, так что сухопутная торговая связь между Западной и Восточной Европой практически была почти невозможной. Но оставался морской путь — через Балтийское и Северное моря. Экспорт восточноевропейской продукции этим путем в порты Западной Европы сулил верную прибыль благодаря устойчивому расхождению цен. И действительно, датская статистика показывает неуклонное возрастание числа торговых судов, проходивших под разными флагами через Зунд во второй половине XVI в. и в течение всего XVII в.[44]

Одно обстоятельство в огромной степени снижало эффективность всей этой оживленной коммерческой деятельности — торговая конкуренция экспортеров. Она настолько сбивала в западных портах продажную цену на груз, уже оплаченный по дороге высокой зундской пошлиной датчанам, что выручка купцов, пожалуй, скоро перестала бы превышать их издержки, если бы сами прибалтийские страны, тоже соперничавшие между собой, дополнительно не снижали себестоимость своего хлеба и других товаров путем введения у себя бесплатного принудительного труда, т. е. жесточайшего крепостничества. Впрочем, какую-нибудь часть этой выгоды каждая из них хотела бы удержать в свою пользу, и на этой почве в балтийских портах опять-таки разыгрывалась конкуренция между купцами-посредниками. Понятно, что ключ к сказочному обогащению получил бы тот, кто захватил бы монополию в балтийской торговле и пресек самую возможность конкуренции: он диктовал бы свою покупную цену странам — поставщикам в Восточной Европе и продажную цену покупателям на Западе, кладя в карман всю разницу и не давая возможности даже отголоскам «революции цен» проникнуть на восточноевропейские рынки. Вся история балтийского вопроса в XVI–XVII вв. сводится к попыткам установить эту торговую монополию.

Но как достичь ее? Ганзейцы тщетно пытались добиться этого с помощью своих старинных факторий и привилегий, датчане — душа соперников, зундской пошлиной, но их принудили быть сговорчивее голландцы — опираясь на свое мореходное искусство и торговый флот[45]. Опыт всех этих неудач показывал, что к монополии может привести единственное средство — завоеваний всего Балтийского побережья одним из соперничавших государств.